Молодинская битва. Риск
Шрифт:
— Да, мой повелитель. Несколько турок.
— Пусть будет так.
— Еще один мой совет, мой мудрый хан, нужно поспешить со взятием гуляй-города. Я получил сведения, что через два-три дня в крепость на колесах подойдут два полка. Они не полные, но все же. Они стояли на переправах через Нару. А подойдут по Калужской дороге. Главный воевода гяуров думал, что вы, мудрый хан, пойдете через Наро-Фоминск и Боровск, и поставил там два полка. Он просчитался, и этим нельзя не воспользоваться.
Не ожидая, пока переправится все ваше войско, пошлите, великий хан, да продлит Аллах годы вашего могущества, два тумена на гуляй, повелев им спешить.
— Ногаи переправились?
— Да, мой повелитель.
— Пусть Теребердей-мурза берет два тумена и сам ведет их на крепость гяуров. Пусть докажет, что он умелый воин, а не привыкший отступать с позором, как отступил первый раз. Мы же обождем, пока Теребердей не приведет к нам заарканенного главного воеводу гяуров и воевод его полков.
— Стоит, мой повелитель, подойти поближе к крепости гяуров. Князь Воротынский — хитрая лиса. Он может ударить ногайцам в спину. Тогда вступим в сечу и мы. Разгром гяуров неминуем.
— Принимаю твой совет.
У князя Михаила Воротынского действительно зрела такая мысль: затормозив крымцев с помощью стрельцов, только ослабишь стремительность удара, но одной обороной не решить исхода сечи, если же ударить крымцев с тыла, когда они втянутся в бой, вот тогда их ждет полный разгром. Поразмыслив, однако, наотрез отказался от подобной затеи.
«Нельзя раскрывать свои намерения прежде свемной сечи. Ни за что нельзя».
Князь прекрасно понимал, что Дивей-мурза поспешит с ударом, особенно если он поверил перебежчику, посланному Двужилом. Значит, есть всего один день для подготовки достойной встречи, поэтому князь решил немедленно собрать совет, позвав на него и Фаренсбаха с Черкашениным. Пора и их вводить в курс дела. Пока, правда, не полностью, главное пусть и для них останется неожиданным до поры до времени. Наемники не очень надежны, они могут в любой момент изменить. Среди казаков тоже есть весьма алчные, которые пойдут на измену ради денег.
Небыльные подозрения. Если в казаках еще можно было сомневаться, то в наемниках ни в коем случае.
Фаренсбах служил России честно, со всем рвением отрабатывал свое жалование. Столь же честны были и рядовые наемники. Воротынский в общем-то знал об этом, но все же соломку подстилал загодя, предвидя возможное падение. Но Фаренсбах преподнес ему добрый урок. Он, выслушав вместе со всеми приглашенными главным воеводой его план, не стал дожидаться просьбы высказывать свое мнение, сразу же спросил с недоверием:
— Ты, князь, собираешься пожертвовать стрельцами? А разве без них мы сможем стоять против крымцев даже в гуляй-городе? Крымцев же — тучи.
— У тебя, Фаренсбах, есть иное слово?
— Не совсем иное. Я не против выдвижения вперед самопальщиков и арбалетчиков. [252] Это — хорошая мысль. Готов выделить до сотни арбалетчиков, если ты, князь, сочтешь нужным, но я против того, чтобы им стоять голыми. Нужно укрыть их за щитами. Если мало щитов, повалить деревья. Их вон сколько вокруг. Сделать, как вы говорите, засеки.
252
Арбалетчики — стрелки из арбалета, самострела, укрепленного на деревянном ложе стального лука, тетива которого натягивалась воротом.
— Низкий поклон тебе, воевода. Не додумался я до такой простой вещи, и никто мне до тебя не подсказал. Принимаю с благодарностью. Стрельцы встретят татар залпами, укрываясь сами за китаями. Без большой задержки отступят в лес, оттуда продолжая разить наступающих.
— Ловко! — восхищенно воскликнул Никифор Двужил. — Крымцам придется еще китаи растаскивать да вновь строиться для нападения. До гуляй-города они прытко не подбегут, вот тут мы их — в упор.
— Славословить не свершивши — пустомельство, — осадил князь любимого воеводу, удивившись столь необычному восторгу отличавшегося малословием мудреца. — Тебе, Никифор, взять под свое око постановку гуляев у Рожай. Выделенных полками стрельцов я вдохновлю сам. Если успеем, молебен отслужим. И еще. Ертоулу придется помочь ратниками. Ездовым обоза гуляй-города — топоры и пилы в руки.
Кроме урочных добровольцами хоть пруд пруди. Воеводы не препятствовали, только когда сами стрельцы тоже предложили засучить рукава, князь Михаил Воротынский сказал решительное «нет»:
— Без вас обойдется. Вам нужны не усталые руки.
Уже вскоре повезли китаи к берегу речки, а Никифор Двужил и первый воевода Ертоула указывали для них места.
Татары как идут на противника? Если место позволяет, идут по пятисот в ряд. Плотно. Конь к коню. Ровность перед Рожаей-рекой, как и за ней, вполне годна для привычного удара. Есть место и для «чертова колеса», но вряд ли они станут его крутить, когда увидят китаи и засеку. И все же хорошо, если китаев хватит саженей на триста. Китаев хватило, а вот скоб оказалось маловато, повозками их не подопрешь, как в самом китай-городе, поэтому крепить стенку оцределили так: колья, толщиной в руку, вгонять поглубже в землю, благо она податлива, а к ним крепить скобами китаи. Когда скобы закончились, почесали ертоульцы затылки (русский мужик научен «при нужде есть калачи») и стали крепить ивовыми жгутами, продалбливая в плахах нужные отверстия долотами, и вновь дело пошло споро. Еще прочней плахи притягивались к кольям. Конечно, этот крепеж легко саблей перерубить, два-три взмаха хватит, но здесь китаям не насмерть стоять — отслужат они малую службу, пусть тогда татары их рушат.
С тыльной стороны к китаям притулили стволы деревьев, очищенные от веток и сучков, чтобы в горячке боя не споткнулся бы кто из стрельцов о них. Сами ертоульцы прикидывали, ловко ли будет не только стрелять, но и быстро заменяться, когда же все устроили как надо, принялись укладывать засеки вправо и влево от китаев. Но не обычные засеки из деревьев, положенных вершинами в сторону ворогов, а наваливали друг на друга и ели, чтобы убегать в лес стрельцам было укрытно и безопасно от стрел.
Управились засветло. Возвратились в гуляй-город, оставив лишь несколько засад на всю ночь.
К этому времени и стрельцы полностью подготовились к скоротечной схватке. Сам главный воевода проверил, не упущено ли что-либо, затем епросил мнение стрельцов, когда лучше им выйти на берёг Рожай: с вечера ли, либо с рассветом.
Нашлись ретивые:
— До заката выходить. Каждый себе место облюбует и подправит, если возникнет в этом нужда.
— Ишь ты, до заката. Ночь, выходит, не спамши. Есть ли в этом нужда, вот в чем недолга. Если нужно, пойдем, только, разумею, крымцы татями полезут ли? Такого ни в жизнь не случится.