Молодинская битва. Риск
Шрифт:
Что ж, пора выхватывать мечи и сабли из ножен, темляки [135] шестоперов надевать на запястья.
— Вперед!
И в этот самый момент высыпали из лесу, позади литовского строя, казаки и одоевцы. Тоже пешие. Они, быстро оценив положение, разделились. Частью сил принялись обсыпать тех литовцев, что ждали, когда спешившийся отряд сомнет засаду, а частью — кинулись на помощь товарищам. Литовцы оказались в окружении.
Очень разумный ход. Собственно, он и решил исход боя. Воевода литовский повелел еще нескольким сотням своих всадников спешиться и послал их на засаду, еще сотне велел спешиться, чтобы очистить лес от стрелков справа и слева, остальным же попятиться, чтобы не понести ненужные потери от стрел, этим-то и воспользовался Двужил.
135
Темляк — тесьма, шнур, бечевка на вещи, надеваемая на руку.
— Вели, князь, дружине в дело!
— Хочу и сам с вами.
— Повремени, князь, пока рука окрепнет. Годков пяток еще не пущу. Не настаивай. Вели дружине в сечу. Немешкай.
— Да благословит вас Бог, вперед!
Бой утих еще не скоро. Литовцев полегло знатно, лишь какая-то часть сумела рассыпаться по лесу, остальные сложили оружие.
На щите, как говорится, въезжал княжич в стольный город удела, дружина горделиво гарцевала, следом за ней так же гордо, пеше и конно, двигались казаки городовые и рубежные, стрельцы и ополченцы; замыкали колонну пленные и захваченный литовский обоз. Длинный хвост. Намного длинней рати князя Воротынского.
Колокольным звоном встречал город воеводу-ребенка, улицы ликовали, кланялись княжичу и дружинникам его. И немудрено: почти все ополченцы живы, дружина сама тоже не поредела, вотчина обережена от разграбления, город не подвергся осаде, к тому же прибыток весомый — лошади, телеги, сбруя, оружие и доспехи да впереди еще выкуп за пленных. Каждый ополченец получит свою долю, и хватит той доли на безбедное житье до самой, почитай, смерти. Еще и детям останется, если с разумом распорядиться обретенным в сече богатством. Вдовам и сиротам двойная доля. Хоть как-то это их утешит.
После торжественного богослужения духовный отец князя Ивана Воротынского, взявший заботу и о душе княжича Владимира, посоветовал:
— Поразмысли, княжич, не отправить ли государю нашему, Василию Ивановичу, из полона знатных литовцев? И гонца не снарядить ли? Глядишь, подобреет царское сердце, снимет он опалу с батюшки твоего, князя Ивана Михайловича.
— Иль сына его оковать повелит, — возразил Двужил. — Может, успех ратный княжича вовсе не к душе царю окажется. Тут семь раз отмерить нужно, прежде чем резать.
— Риск есть, — согласился духовный отец князя. — Не ведаем, по какому поводу попал князь наш в опалу.
Если изменником наречен, то и сыну жизни вольготной царь не даст, чтоб, значит, мстителя не иметь…
— Посчитает царь, будто ловко сыграно с литовцами в паре, чтоб пыль в глаза пустить, отвести подозрение от опального князя, — поддержал эту мысль священнослужителя Никифор Двужил. — Послать, думаю, одного гонца и ладно на том. И не царю-батюшке, а главному воеводе порубежной рати в Серпухов. А то и от этого воздержаться. Решать, однако, княжичу. Ежели рискнуть намерится, Бог, думаю, не оставит без внимания благородство его.
Недолго, по малолетству своему, раздумывал княжич, спросил только:
— Считаешь, святой отец, батюшке моему поможет, если пленников знатных государю отправим?
— Надо думать поможет, но вполне дело и так обернется, что и на тебя может опала пасть. Тогда и тебе сидеть в оковах иль на плахе жизнь кончить. Но вдруг все же смягчится сердце царское от вести о славной победе и от подарка щедрого?
— Шли гонца к царю! — твердо решил княжич. — И две дюжины пленников.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Царь Василий Иванович остался весьма доволен присланным Владимиром Воротынским полоном. Он ждал посольство из Литвы, переговоры предстояли трудные, ибо литовцы обвиняли россиян в нарушении условий перемирия, не имея тому веских подтверждений. Во время переговоров ведут себя нагло. Слышат только то, что говорят сами. Но на сей раз он им быстро собьет спесь, представив (вот они ваши голубчики-разбойники, любуйтесь ими) неоспоримые доказательства вероломства самой Литвы.
«Поглядим, как станут изворачиваться! — предвкушая торжество свое на переговорах, размышлял Василий Иванович. — Поглядим!»
Однако даже не подумал о том, чтобы снять опалу с князя Ивана Воротынского в благодарность за верную службу ему, царю, сына его.
Царь совершенно не казнился, что оковал воеводу за якобы нерадивость ратную, хотя знал, что не он виновен в трагедии, постигшей Русь. Князю Андрею, но, главное, князю Вельскому кару нести, но не поднялась рука на брата и на племянника. И все же Василий Иванович был благодарен за присланный гостинец и не захотел дознаться, с умыслом ли, в угоду князю Ивану Воротынскому свершен был малый поход литовцев, не обман ли задуман сыном опального князя, чтобы задобрить его, государя, а затем переметнуться со всем уделом в Литву. Ради такого лакомого куска литовские правители могли не пожалеть сотню-другую соплеменников.
В уделе князя Воротынского ждали-пождали добра или худа, но все оставалось, как прежде. Княгиня несколько раз виделась с Еленой, та обещала ей посодействовать, чтобы муж сменил гнев на милость, но усилия женщин тоже оставались без последствий.
Освобождение пришло лишь через несколько лет, когда великая княгиня Елена родила наследника престола, нареченного Иваном. [136] На радостях царь помиловал всех сидевших в застенках Казенного двора и даже князя Федора Мстиславского, [137] которого уличили не без основания в попытке сбежать в Литву. Принял освобожденных царь милостиво, вернул им все их привилегии и только Мстиславскому и Воротынскому запретил покидать Москву.
136
Иван IV Васильевич Грозный (1530–1584) — великий князь всея Руси с 1533-го, первый русский царь с 1547 г.
137
Мстиславский Федор Михайлович (?-1540) — князь, воевода, принадлежал к княжескому роду Гедиминовичей. Выехал в Россию в 1526 г., стал удельным служилым князем и боярином. Получил от Ивана III вотчины, которые были вскоре отобраны. Дважды, в 1529 и 1531 гг., давал запись на верность Ивану III, обещая отказаться от сношений с Литвой, вскоре оказался в опале.
С сожалением воспринял этот запрет князь Иван Воротынский. Значит, не совсем снята опала, не доверяет, выходит, царь ему, верному слуге своему, защитнику, радетелю Русской Земли, но что ему оставалось делать? Поперечишь — вновь окуют.
Дома князя — радость. Баня натоплена. Накрыт пышный стол. По велению княгини послан гонец к княжичу Владимиру, чтобы скакал в московский дворец повидаться с отцом родным и вел бы с собой малую дружину.
Увы, решение княгини супруг не одобрил. Когда она, нежно прижавшись к нему, сказала, что через несколько, дней прискачет сын их и вся семья будет вместе, князь Иван усомнился: