Молодость Мазепы

Старицкий Михаил Петрович

Так говори сейчас, куда ты упрятала молодого шляхтича, — топнул ногой Андрей, — только говори правду, не бреши, иначе закатуєм тебя!

— Клянусь, что ни пощады, ни милосердия не будет! — глухо и зловеще подчеркнула Марианна;

— Ох, не прятала я его, «не ховала», — завыла баба, — ушел он, «утик».

— Как? Куда? Я не отходила от дверей! — вскрикнула Марианна.

— Ей-Богу, «утик», чтоб меня гром убил, коли брешу, — шамкала и била себя в грудь бледная, с распущенными седыми. волосами старуха, — вот и платье его, а он надел кожух.

— Так этот дед в кожухе был он, Тамара? — перебила бабу, задыхаясь от волнения, Марианна.

— Он, он

самый!

Марианна, как подстреленная птица, опустила руки; пистолет выскользнул и упал на землю; Андрей окаменел… Вдруг сверкнула ослепительная молния и страшный, сухой удар грома потряс корчму и оглушил всех…

Оцепенение, впрочем, длилось недолго.

Андрей прервал его первый:

— Эту ведьму, во всяком случае, нужно допытать хорошенько; словам ее веры давать нельзя… она, шельма, умеет прикидываться и способна на всякие чертовские штуки! Слушай, — пристукнул он грозно ногой валявшейся у ног старухе. — Если ты мне не откроешь места, где прячется этот шляхтич, если не укажешь тропы, где искать его, то я тебя познакомлю с такими муками, с таким «катуваньем», каких вряд ли и в пекле найдешь! Встань, — толкнул он ее под бок сапогом, — и отвечай на все мои вопросы, да только говори правду! Пане «джуро»! — обратился он к Марианне. — Принеси-ка на всякий случай блестящих угольков, да оставь свой кинжал. Джура исполнил просьбу своего товарища.

Сверканье молний между тем усиливалось и раскаты грома с резкими, ошеломляющими ударами учащались. Баба завыла и распростерлась на полу.

— Не вой! — крикнул Андрей. — А говори, куда ездит этот ряженый шляхтич?

— Не знаю… ой, не знаю! Чтоб мои дети и внуки…

— Цыть! У тебя — карги и детей «чортма»! А вот уж это ты знать должна, — часто ли он к тебе ездит?

— Прежде редко… Был… давно., а потом чаще стал… недели две тому назад…

— Как раз в то время, когда выехал Мазепа из Гадяча, — вставила нервно Марианна.

— Ну, а отсюда отправлялся надолго?

— На другой день возвращался к вечеру, либо на третий день рано.

— Ага! Стало быть, он ездил почти двое суток… одни туда, одни назад… значит, миль за пять отсюда.

— Если там не сидит долго, — поправил джура.

— Верно. Значит, миль от трех до пяти. Но ты, ведьма, скажи, куда он именно ездит? Не знаешь? Ведь ты с ним, подлая, в стачке?.. Ну, где он?

— Не знаю, ой, не знаю… Пропади я пропадом.

— И пропадешь, — подтвердил хладнокровно Андрей. — А ну-ка, джуро, — пригласил он Марианну. — Всыпь ей этого червонного золота за пазуху.

Марианна поднесла к лицу старухи раскаленные угольки в миске.

— Ой, «рятуйте»! — завопила та и повалилась в ноги, корчась и судорожно ударяя себя в грудь кулаками. — На Бога не знаю, на всех святых не знаю! Видела только, что он в ту сторону ездит, на «пивничь!»

— Пожалуй, что и не знает, — шепнула Марианна.

— А что же он все на одном коне ездит, или переменяет, или пешком отсюда ходит? — выпытывал все у старухи Андрей, подчеркивая каждую фразу и тряся ее за подбородок рукой.

— Меняет коня! — выкрикивала по слогам баба.

— А вот мы это проверим сейчас… Вот «лихтар» стоит; зажги его! — указал он Марианне на стоявший на столе фонарь.

В комнате было совершенно темно, мигали только окна зловещим огнем, словно у мертвеца открывались глаза, да дождь с возрастающим шумом и звяком бил в пузыри и уцелевшие стекла.

Марианна зажгла с трудом фонарь, выдув сначала из углей и пакли огонь, и вышла с ним в сени; а Андрей запер старуху в комнате и отправился вслед за Марианной.

Защелкнув

на засов выходную дверь, они под проливным дождем перебежали двор и остановились под навесом. Кони их стояли, привязанные к яслям, а за ними в углу действительно находился и гнедой «румак» Тамары, только без седла. Андрей осмотрел все закоулки под навесом — седла не было. Очевидно, что Тамара не взял бы, идя пешком, с собой седла, а оседлал им, конечно, другого коня. Марианна нашла и следы, где стоял и другой конь, и даже куда он вышел, — в противоположную сторону от входа в навес, по направлению к лесу. Бросились наши путники с фонарем по этим следам и заметили, что они за навесом были оттиснуты глубже; по всей вероятности здесь Тамара вскочил уже на коня и усилил своей тяжестью оттиск. Следы довели Андрея и Марианну почти до опушки леса, обозначив ясно направление пути; но ливень смывал их и заливал целыми озерами. Дальнейшие поиски были невозможны; как они ни защищали фонарь, а дождь и порывы ветра его погасили и они, промоченные вконец, должны были возвратиться в корчму. Много труда стоило раздуть снова фонарь, но когда осветил он эту ободранную корчму и «кимнати», то, к величайшему изумлению наших путников, ведьмы-старухи уже не было ни в корчме, ни в «кимнате», ни в сенях: она как-то сумела отбросить крючок, запиравший двери снаружи, и выйти в сени. Но здесь наружная и единственная дверь до прихода их была запертой; разве в темноте эта ведьма как-либо проскользнула. Осмотрели тщательно сени и заметили, что за высоким «дымарем» был ход на чердак.

Андрей первый взлез по нем и хотел было остановить Марианну, но та была уже возле него.

— Здесь-то я и нужна, — сказала она тихо, — ведь может быть и засада?

С фонарем в одной руке и с пистолетом в другой медленно поднималась она вперед, освещая Андрею путь; таким образом, со всеми предосторожностями осмотрели они шаг зїшагом чердак. Ничего на нем особенного не было, кроме домашней рухляди, веников, лука и небольшой кучки картофеля; только в одном углу, под каким-то хламом, нашли они спрятанный татарский халат, а под ним дорогой ятаган и «машугу» (род кистеня большого размера).

— Ото! Вот еще что припасено у старой карги! — вскрикнул Андрей, рассматривая оружие. — Любопытно знать, Тамарки ли это вещи, или ее самой?

— Любопытнее всего знать, куда девалась эта чертовка, — возразила с досадой Марианна, — не провалилась же она в пекло?

Снова обшарили весь чердак и нашли-таки в одном месте небольшое слуховое окно, вроде прорванной дыры в соломенной крыше. Андрей просунул голову в это отверстие, осветил фонарем крышу и увидел, что к низкой стрехе была приставлена со двора лесенка.

— Вот куда она, каторжная, ушла, — через «стриху»! — догадался он и начал посылать по адресу ушедшей всевозможные ругательства и проклятия.

— Замолчи, — остановила его Марианна, — этим дела не поправишь… а вот опять прозевали и бабу! Везде-то мы, Андрей, с тобой зеваем да «гав ловым»; плохие, видно, разведчики мы, или этим извергам помогают все пекельные силы!

Раздраженная неудачами, убитая отчаяньем, опечаленная безвыходным положением, возвратилась Марианна в корчму и, словно угрюмая ночь, села молча в дальнем углу. Андрей не посмел отозваться к ней ни одним словом, сознавая, что он ничего не мог и придумать, что могло бы хотя сколько-нибудь прояснить мрачное настроение ее духа; он только усердно начал подбрасывать в печку хворост, стараясь развести большой огонь, чтобы хоть немного высушить промокшую одежду и согреть окоченелые члены…