Молодость Мазепы
Шрифт:
— Да как? Ведь если он не едет, так значит, Бруховецкий, схватил его, а если это так, то ведь ни десятком, ни сотней казаков его не добудешь, а «вкыдатыся» нам заранее со всем своим войском до прибытия орды тоже нельзя.
— Гм… оно так, — произнес Богун задумчиво, накручивая на палец свой длинный ус, — одначе могло ведь с ним и в дороге что-либо случиться… так вот что, — поднял он голову, — пусти ты меня, Петре, может я со своими орлятами разыщу, его.
— Когда бы было другое время, кто бы задумывался о том, Иване, а теперь разве не знаешь, что на весах лежит?
Дорошенко замолчал, молчал и Богун, понимая всю важность
— А вот что, Иване, — произнес Дорошенко, — пойдем-ка, «порадымся» еще с владыкой.
Они застали митрополита Тукальского за рассматриванием какой-то рукописи.
Он выслушал внимательно Дорошенко и лицо его омрачилось.
— Так, — заговорил он, поглаживая свою седую бороду, — уже больше месяца прошло с тех пор, как ротмистр в отлучке, видимо, что его схватил со всеми людьми Бруховецкий… Могли бы случиться с ними, конечно, и какие другие «прыгоды», чего в пути не бывает, но тогда бы спасся хоть кто-нибудь из его казаков, да и сам Мазепа человек осторожный: на опасность не нарвется, а татар ему опасаться нечего. Да если бы Бруховецкий и отпустил его с миром, то не получая от нас до сих пор известий, он сам бы прислал к нам, да ведь и полковник Самойлович известил бы нас о случившемся. Значит, бесспорно, его схватил Бруховецкий, а поелику он схватил его, то видимо не верит нам и не хочет соединиться. А если оно так, то нам нельзя ни в каком случае «вкыдатыся» до прибытия орды с войсками на правый берег, дабы не разбудить бдительности его «до часу».
И Дорошенко, и Богун молчали, не имея что возразить.
— Так что же, так и пропадать казаку, владыка? — спросил после продолжительной паузы Богун. Владыко вздохнул.
— Един за мнози… Будем надеяться на Божье милосердие. Милость Его спасает и во рву со львами, и в пещи огненной оставляет в живых… Все замолчали.
XLIX
Между тем Марианна поджидала в своем замке Мазепу, Андрей ревниво следил за нею, но девушка была все время замкнута, молчалива и избегала с ним всякого разговора.
Так прошло четыре дня, минул пятый и шестой, а Мазепы все еще не было. На восьмой день беспокойство начало уже закрадываться в сердце девушки. Она принималась высчитывать по несколько раз, когда мог уже вернуться Мазепа. И хотя, конечно, его мог задержать для ответа и сам Бруховецкий и всякие другие непредвиденные обстоятельства, но сердце подсказывало ей, что это замедление не предвещает ничего хорошего.
Уж не схватил ли его Бруховецкий? Приходила ей не раз в голову страшная мысль, но убежденная словами Мазепы в бесспорном успехе его поездки к Бруховецкому, она тут же отбрасывала ее. Так что же могло тогда с ним случиться? Какое-нибудь нападение ночной шайки, грабеж, убийство? О, разве мало теперь рыскает по большим дорогам этих «свавильных куп».
Как ни старалась Марианна сдержать свое беспокойство и доказывать себе, что в таком предприятии нельзя никогда определить точно срок возвращения, но каждый раз ей вспоминались слова Мазепы, что он должен спешить, как только можно скооее к Дорошенко, — и тревога овладевала ею все больше и больше.
Минул и девятый день, наступил десятый, — Мазепы все не было. Уже и полковник повторял несколько раз, покачивая многозначительно головой:
— Гм… что-то не видно нашего ротмистра.
Один только Андрей оставался все время в самом прекрасном расположении
— Да видно проехал прямо к Дорошенко, и то сказать, надо ведь было уже спешить.
Отсутствие Мазепы он объяснил себе той запиской, которую он передал ему, и это последнее обстоятельство примирило его с Мазепой; в душе он чувствовал даже некоторое угрызение совести за то, что мог заподозрить его в желании увлечь Марианну. Теперь же все будет хорошо, — думал он, — Мазепа, очевидно, уже скачет по дороге к Чигирину; Марианна скоро забудет его. Что ни говори, — а лыцарь он славный! Но даст Бог, и он, Андрей, отблагодарит его когда-нибудь за этот честный «кавалерськый вчынок».
Наступил уже одиннадцатый день после отъезда Мазепы.
Марианна, полковник и Андрей сидели за вечерей. В комнате царило мрачное и угрюмое молчание. Говорили мало. Тревога охватила уже не только Марианну, но и старого полковника. Только Андрей, возвратившийся из недолгой отлучки, был в особенно хорошем расположении духа.
От встретившихся знакомых гадячан ему удалось узнать, что в Гадяче за это время не случилось ничего особенного, и слуги гетманские никого не схватили. Это окончательно убедило его в том, что Мазепа проехал себе спокойно в Чигирин, и привело в такое отменное настроение.
Необычайное оживление Андрея обратило наконец на себя внимание Марианны; ей вспомнилось вдруг неприязненное холодное отношение Андрея к Мазепе, его ревнивая подозрительность, его необычно веселое настроение, непонятная отлучка, — и в голове ее зародилась подозрительная мысль.
Ужин окончился в суровом молчании; полковник пожелал всем доброй ночи и вышел. В светлице остались только Марианна и Андрей.
Иззябший, продрогший, он пересел к очагу и молча начал греть свои руки. Марианна так же молча следила за ним.
На дворе выл дикий, осенний ветер; в окна глядела черная, непроглядная ночь.
— Андрей, — произнесла Марианна, подходя к казаку. — Не знаешь ли ты, что случилось с Мазепой?
Андрей поднял голову.
— Я? — произнес он с изумлением. — Да если я знал, разве я не сказал тебе до сих пор об этом?
— Ты должен знать, — повторила Марианна настойчивым и холодным тоном, устремляя на Андрея пристальный взгляд.
Вся кровь ударила в лицо Андрея, ему показалось, что Марианна узнала о его смелом поступке, он хотел уже чистосердечно сознаться ей во всем, но тут взгляд его встретился со взглядом девушки; она смотрела на него холодно и выразительно и в этом стальном леденящем взгляде Андрей прочел вдруг ее недосказанную мысль.
— Марианна! — вскрикнул он, подымаясь с места. — Ты, ты… могла это подумать… про меня? Да если бы я был лесным разбойником, а не честным казаком, и тогда бы я не отважился на такое дело!
Искренний, возмущенный возглас казака проник в сердце Марианны; ей сделалось стыдно, что она обидела его так незаслуженно.
— Прости меня, Андрей, — произнесла она мягким тоном, опуская свою руку на его руку, — я обидела тебя… тревога-сомненье… Прости за глупое, нерассудливое слово…
— Марианна! — произнес с глубоким волнением казак, сжимая ее руку в своей, голос его осекся. — Но отчего ты так тревожишься, — произнес он через минуту, овладевая своим волнением, — быть может, он спешил, не имел часу и проехал прямо в Чигирин.