Молодые дикари
Шрифт:
Кэрол: «Они поймали их. О, боже, они попались! Анджела, они зарезали парня!»
Анджела: «Да. (Сейчас она тоже говорит шепотом.) Да. О, да, они зарезали его».
Кэрол: «Что нам делать с ножами? Давай бросим их в сточную трубу. Сейчас. Пока полицейские не добрались до нас».
Анджела: «Нет. Нет, я унесу их домой».
Кэрол: «Анджела…»
Анджела: «Я возьму их с собой».
– Мы нашли их здесь, сэр, – сказал Ларсен. –
– Почему ты взяла ножи, Анджела? – спросил Хэнк.
– Не знаю. Ребята были так взволнованы. Вы бы видели их лица. Они протягивали мне ножи, и я… и я их взяла. Все три, один за другим. И спрятала. Потом унесла их домой, положила в бумажный пакет и засунула в ящик туалетного столика, в самый дальний угол, чтобы отец не нашел. Он страшно бы рассердился, если бы увидел ножи. Начал бы укорять меня, что порядочная девушка не должна была брать ножи.
– Почему ты позвонила в полицию?
– Я поняла, что поступила неправильно. Поэтому я и позвонила в полицию и сказала, что они у меня. Я чувствовала себя ужасно виноватой.
– Ты говоришь, Дэнни сказал вам, что Моррез напал на них. Это его точные слова?
– Да. Грязный пуэрторикашка пытался внезапно напасть на них, и они его прирезали. Так он и сказал. Я думаю, так. Я была очень взволнована.
– Ты читала об этом деле в газетах?
– Конечно.
– Тогда тебе известно: эти ребята утверждают, что Моррез кинулся на них с ножом? Ты знаешь об этом, не так ли?
– Конечно. Я знаю об этом.
– А может быть так: Дэнни Ди Пэйс вообще ничего не говорил. Может быть, ты только ДУМАЕШЬ, что он так сказал после того, как ты прочитала об этом в газетах?
– Может быть… Не знаю. Нет, он говорил, я взяла и его нож… Знаете что? У меня на юбке есть пятна крови. Я не могу их вывести.
В этот вечер за ужином Хэнк взглянул через стол на свою дочь Дженифер, задавая себе вопрос, какой бы она стала, если бы жила в Гарлеме? Его дочь была красивой девушкой с такими же, как у матери светло-карими глазами и великолепными светлыми волосами, а ее грудь с поразительной быстротой принимала зрелую форму. Аппетит дочери изумил его. Она ела быстро, запихивая пищу в рот, как водитель грузовика.
– Не торопись, Дженни, – сказал он. – У нас не предвидится голодовки.
– Я знаю, пап, но Агата будет ждать меня в восемь тридцать. Она достала несколько новых пластинок. К тому же, мам сказала, что ужин будет в семь, а ты опоздал, это твоя вина, что я так глотаю.
– Новые пластинки могут подождать, – сказал Хэнк. – Ешь помедленнее, пока не подавилась.
– Эту спешку вызывают на самом деле не пластинки Агаты, – вмешалась Кэрин. – Там будут мальчики.
– О, – удивился Хэнк.
– Ну, ради Святого Петра, пап, не
– Кто эти мальчики? – спросил Хэнк.
– Несколько соседних ребят. Вообще-то все они ни рыба, ни мясо, за исключением Лонни Гэвина. Он замечательный парень.
– Ну что ж, по крайней мере, хоть это утешительно, – сказал Хэнк и подмигнул Кэрин. – А почему бы тебе не привести его как-нибудь домой?
– Пап, он был уже здесь сто раз.
– А где я был?
– О, ты, как я полагаю, готовил какое-либо резюме или бил струей из брандспойта по какому-нибудь свидетелю.
– Я не думаю, что это очень смешно, Дженни, – снова вмешалась Кэрин. – Твой отец не избивает свидетелей.
– Я знаю. Это – эвфемизм.
Она схватила салфетку, вытерла губы, отпихнула стул и чмокнула мать.
– Извините меня, пожалуйста, – сказала Дженни и выбежала из столовой.
Хэнк видел, как стоя перед зеркалом в прихожей, она красила губы. Затем машинально поправила бюстгальтер, помахала на прощанье родителям и, хлопнув дверью, выбежала из дома.
– Что ты скажешь на это? – спросил Хэнк.
Кэрин пожала плечами.
– Меня это беспокоит, – сказал Хэнк.
– Почему?
– Она уже женщина, – ответил он.
– Она еще девушка.
– Она женщина, Кэрин. Она привычно красит губы и поправляет бюстгальтер так, словно носила его всю жизнь. Ты уверена, что это хорошо, чтобы она ходила домой к этой Агате на танцы? С мальчиками?
– Я бы больше беспокоилась, если бы она ходила на танцы с девочками.
– Дорогая, не передергивай.
– Я не передергиваю. Для сведения окружного прокурора сообщаю, что его дочь начала расцветать в двенадцать лет. Она красит губы и НОСИТ бюстгальтер почти два года. И я полагаю, она уже целовалась.
– С кем? – спросил Хэнк, поднимая брови.
– О, боже. Я уверена, со многими мальчиками.
– Я не считаю, что это правильно, Кэрин.
– Как ты предлагаешь предотвратить это?
– Ну, я не знаю. – Он помолчал. – Но мне кажется, что это неправильно, чтобы девочка в тринадцать лет гуляла и обнималась со всеми соседскими ребятами.
– Дженни почти четырнадцать лет, и я уверена, что она целуется с теми мальчиками, которые ей нравятся.
– А что будет потом?
– Хэнк!
– Я говорю серьезно. Мне лучше побеседовать с этой девчонкой.
– И что ты ей скажешь?
– Ну…
Со спокойной улыбкой на губах Кэрин продолжала:
– Не скажешь ли ты ей, чтобы она держала ноги крест-накрест?
– В каком-то смысле, да.
– И ты думаешь, это поможет?
– Мне кажется, что ей следует знать…
– Она знает, Хэнк.