Молодые и сильные выживут (сборник)
Шрифт:
Белый, не издав ни звука, схватился руками между ног и упал на колени. Девушка сделала шаг назад, отбросила в сторону автомат и врезала Белому еще раз – пыльным сапогом по скуле. Гош подумал, что только в кино после такого удара вскакивают и дают сдачи. В реальной жизни, как он и ожидал, Белый треснулся головой о стену дома и сдулся, будто простреленная шина.
– Большой, тащи аптечку! – скомандовал Гош. – И Сан Сеичу объясни, что все в порядке!
Окончательно потерявший самообладание Большой, у которого разве что слезы на глазах не выступили, с потерянным
– Пошли, молока налью с дороги, – предложил он. – Холодного.
– Давай, – согласилась девица, разглядывая поверженного Белого. – Надо же, всего лишь обморок. Ты уж извини. Так бы я ему простила, а вот…
– Я знаю, – сказал Гош. – Не стоило ему на тебя смотреть такими глазами.
– Это какими же? – поинтересовалась девица, осторожно пихая Белого ногой в бок. Сапоги у нее были не «казаки», как у объездчиков, а хромовые, с высоким голенищем, плотно обхватывающим ногу почти до колена.
– Он посмотрел на тебя как мачо, – объяснил Гош. – Знаешь, кто такой?
– Мужской шовинист, – кивнула девушка и бросила на Гоша оценивающий взгляд. Глаза у нее были зеленые-презеленые. Хрупкая на вид, точеная фигурка, росту едва-едва сто шестьдесят пять, джинсы, потертая кожанка поверх грязноватой и насквозь потной белой майки. По-ковбойски повязанная косынка на шее. Девчонка как девчонка. Чуть старше двадцати. И по уши в пылище.
– Меня зовут Гош.
– Я знаю, – кивнула девушка. – Георгий. Вот уж кого не ожидала здесь встретить…
Внутри у Гоша все похолодело. Он вдруг отчетливо понял, какой ужас пережил сегодня Цыган. Гошу не было так страшно, когда его назвал по имени Сан Сеич. Во-первых, тогда он не верил, что это его имя. Во-вторых, он состоял в те дни наполовину из обиды на весь мир, а на другую половину – из агрессии. Кроме того, Сан Сеич зачем-то отказывался рассказать ему все. А эта девчонка – Гош поверил – зажимать информацию не станет. И если знает хоть что-то…
– Стоп! – приказал Гош, выставляя перед собой ладонь. – Пока хватит. У нас и без того день был совершенно безумный.
– Я поняла, – кивнула девчонка. – «Патруль» в канаве свеженький валяется, только-только расколотили. И здесь с «уродами» война?
– Мы их называем «тупые». Так как насчет молочка? Вон, на столе.
– Сейчас подойду. Мне нужно сначала Малыша пристроить. Колодец где?
– Попроси Большого, он тебе все покажет.
– Неужели и этот здоровый не «урод»? – пробормотала девчонка себе под нос.
– Даже этот труп, и тот не «урод». Просто несчастный человек.
– Ладно. – Девчонка ухватила себя двумя пальцами за нос и покрутила его из стороны в сторону. – Сейчас подойду.
Гош без тени сожаления посмотрел на Белого, все еще пребывающего в обмороке, и ухромал в сад. Колено болело. Но в момент удара больше закрыться было нечем.
– Здравствуйте, девушка! – проблеял за домом Сан Сеич.
– Здорово, старый хрен! – ответили ему. – Ты, что ли, тут главный? Ну и команду ты себе набрал…
Гош уселся за стол, разлил остатки молока по стаканам
Он закурил и принялся ждать.
– Хорошо живете, – сказала девчонка, усаживаясь напротив и кладя поперек стола ружье. – Богато живете.
– Ты же сама говорила – здесь работать надо. Вот, работаем.
– Неужели и ты?..
– И я… – Гош судорожно втянул в себя воздух и подвинул гостье стакан.
– Меня Женя зовут, – объяснила девчонка в перерывах между глотками. – Уф-ф… Здорово! – Она сбросила кожанку и осталась в тонкой грязной белой майке, сквозь которую отчетливо проступали соски маленьких круглых грудей.
– Очень приятно. Сигарету?
– А у тебя что?
– «Лаки Страйк».
– Нет, спасибо, – Женя выудила из кармана пачку солдатского «Кэмела». Зажигалка у нее тоже оказалась под стать имиджу – «Зиппо». – А ты, значит… – Она глубоко затянулась и посмотрела Гошу в глаза. С отчетливым состраданием.
– Ну, имя мне сообщили, – понял ее Гош. – Я даже к нему привык уже. А вот остальное… Видишь ли, у меня по нынешним временам колоссальный объем памяти. Но это как библиотека. Ничего личного, понимаешь? Даже не представляю, чем в прошлой жизни занимался. Всю зиму читал газеты за последнее десятилетие, надеялся, там что-то найдется такое, наводящее на след. В итоге окончательно запутался, никак себя не могу применить к этой… новой России.
– Странно, – пробормотала Женя. – А мама-папа? Дошкольный возраст?
– Обрыв где-то на уровне лет тринадцати. Хотя я владею кучей разрозненной информации, которую явно приобрел уже во взрослые годы. Сама посуди, зачем мальчишке поздний Гессе? Или, скажем, основы нейролингвистического программирования? О котором я в восьмидесятые годы в принципе ничего прочесть не мог. И это так, самые яркие примеры. Короче говоря, в башке у меня жуткий компот. И я им время от времени поливаю вот этих несчастных…
– У меня все то же самое, – вздохнула Женя. – Один в один. Только я и на самом деле ветеринар. Даже если потом не стала, так долго готовилась. С раннего детства то кружок юных биологов зоопарка…
– КЮБЗ? – перебил Гош. – То-то я смотрю, у тебя произношение московское…
– Проклятье! – воскликнула Женя. – Слушай, ты память свою профессиональную немного попридержи, а? Это же просто обидно!
– Профессиональную? – осторожно переспросил Гош.
– Странно, что ты ничего про себя не нашел в газетах, – сказала Женя извиняющимся тоном. – Вполне могло быть. То есть я-то не видела, но почему и нет?