Молодые и сильные выживут (сборник)
Шрифт:
– И?..
– А кто тебе сказал твое имя?
– Старый хрен.
– А-а… – Тут Женя неожиданно напряглась и привстала.
– Не обращай внимания. Это Костя стадо гонит, – объяснил Гош. – Коровки там, овечки. Доить умеешь?
– А то. Слушай, но, если старый хрен знает твое имя, он мог бы…
– Он не захотел. Понимаешь, Женечка, наш Сан Сеич в прошлой жизни был психиатром. И он уверяет, что я должен вспоминать сам. Кстати, очень полезный человек по нынешним временам – Сан Сеич. Когда я попал ему в руки… Впрочем, расспроси
– И что? – спросила Женя недоверчиво.
– Ты можешь представить, что на мне висит три десятка трупов?
– Запросто, – кивнула Женя. – Ты в зеркало посмотрись… Ален Делон. У тебя и прозвище было соответствующее. Никто по фамилии не звал.
Гош поджал губы, встал из-за стола и, почти не хромая, прошелся из стороны в сторону.
– Ален Делон не пьет одеколон, – пробормотал он себе под нос. – Вот чертовщина… Был же такой вестерн, в главных ролях Делон и Бронсон. Весьма придурковатый вестерн, там еще японец какой-то у них бегал, чуть ли не сам Тосиро Мифуне. И Делон играл бандита по имени Гош… Ну, дела!
– И что этот Сан Сеич с тобой сотворил? – поинтересовалась Женя, бросая окурок в стакан.
– Помог отождествить себя с именем. Снизил агрессию. Поднял критику. Захочешь – сама попробуешь. Мне понравилось.
– Не захочу, – отрезала Женя.
– Твой выбор. Прости, я не хочу тебя обидеть, но будь ты чуточку поспокойнее, сегодняшний брифинг прошел бы в гораздо более непринужденной обстановке.
– И слова «брифинг» ты не мог нигде вычитать при большевиках, – заметила Женя. – Знаешь, будь я чуть поспокойнее, я бы до вас не доехала. Меня бы в каждой подворотне насиловали и убивали. А так – цела и невинна… хе-хе.
Гош покосился на Женю и нервно сморгнул. Может, она и не была ослепительно хороша собой, особенно в нынешней чрезмерно злобной ипостаси… Но почему-то Гошу очень не хотелось, чтобы ее насиловали. Она нуждалась в тепле, участии, ласке. А вовсе не в борьбе за жизнь и скачках с ружьем наперевес.
– А что за пушка у тебя? – спросил Гош, вспомнив про ружье.
– «Винторез». Бесшумная снайперка. Толковая вещь. Против «уродов» лучше не придумаешь. Главное – держаться на открытой местности. Тогда они просто не смогут подойти близко.
– К нам они сегодня подошли на бронетранспортере.
– Так это к вам, у вас хозяйство. Ранчо.
– Угу. Ребята именно так эту ферму и называют. Помешаны на Диком Западе. Слышала, как тебя назвали? Джейн-Беда. Прямо в десятку попадание.
– Ладно, – сказала Женя с легкой усмешкой. – Не уходите от темы, капитан Дымов.
– Всего лишь капитан? – ехидно спросил Костя, появляясь из-за угла. – А наглеет, как полковник. Здравствуйте, милая барышня. Позвольте уронить к вашим прелестным ножкам…
– Как это – капитан? – изумился Гош.
– Капитан Знатоков, – произнесла Женя. – Ну?
– О-па! – воскликнул Костя. – Елки-палки! Так я же… Гошка!
Гош сжал руками голову, чтобы она не взорвалась.
– Ты мне очень нравился, – донесся до него, будто сквозь вату, голос Жени. – Ты был после Белкина самый красивый. Ну, может, еще Поташев… Тоже ничего. А я играла два сезона в юниорском чемпионате. Во Дворце пионеров были московские розыгрыши, неужели не помнишь? Я даже тебя видела там. А с Белкиным мы фотографировались. И Петя Кулешов мне автограф давал…
Гош ходил кругами, глядя под ноги, и что-то мычал.
– Зоя нас тренировала, – не унималась Женя. – Помнишь Зою?
Гош поднял на Женю мутный взгляд.
– Все помню, – тихо сказал он. – Все отлично помню. Мне тоже нравились эти игры. «ЧГК», «Брейн», «Свояк»… Все их помню. Себя не помню. Там.
– Ты даже игры называешь, как Знаток! – напирала Женя. – Кто у тебя был в шестерке… Этот, как его… Бывший капитан. Любимов, вот! Ну, симпатичный такой, с длиннющими ресницами. Зоя, прелестная такая девчонка, кореянка наполовину, как ты можешь ее не помнить, ты же все ее обнять норовил!
Гош посмотрел на Женю с таким выражением лица, как будто он сейчас ее убьет и съест. В голове у него со звонкими не то щелчками, не то шлепками проскакивали яркие цветные картинки. Статичные кадры. Фотографии. В основном – с экрана телевизора. Картинки игр. Гош почувствовал, что сейчас или разрыдается, или потеряет сознание от натуги. Он мучительно пытался сопоставить проносящиеся перед внутренним взором кадры с воспоминаниями о бывшем себе, о том, который остался в прошлой жизни. Пытался увидеть себя внутри этих кадров. И не мог. Вообще.
– А что я делал? – с трудом произнес он. – В смысле – кроме игры?
– Понятия не имею, – Женя сокрушенно покачала головой. – Учился, наверное.
– Сколько мне было лет? Когда ты меня видела в последний раз?
– Ну-у… Где-то двадцать пять или немного больше. Ты извини, меня ведь тоже срубает годах на тринадцати-четырнадцати.
– Где учатся в двадцать пять лет? Ничему я уже не учился. М-м… Нет. Не помню. Не мое это, понимаешь? Не мое…
– Твое, – заверил его Костя, присаживаясь на край скамьи. Женя тут же подтянула к себе винтовку. Не демонстративно, скорее по укоренившейся привычке.
Гош опять сжал голову руками и намотал вокруг стола еще несколько кругов.
– Очень даже твое, – сообщил Костя. – Я помню, ты выпендривался дальше некуда. Постоянно глазки строил в камеру.
– Быстро ты со стадом управился, – буркнул Гош в сторону Кости, чтобы хоть как-то его заткнуть. – Большой помог?
– Не… Там этот орудует… Христо Стоичков.
– Он вспомнил имя?! – На радостях Гош даже оторвался от своих горестных раздумий.
– Ты что, Стоичкова не знаешь? – на этот раз удивился Костя.