Молодые и сильные выживут (сборник)
Шрифт:
Гош с замиранием сердца дернул ручку открывания капота и мешком вывалился в дверь, едва не упав. Ноги его не слушались. С трудом он обошел машину и увидел то, что и ожидал, – развороченное пулями крыло. «Вот что, оказывается, в лесу грохотало…» А еще он учуял характерный запах электролита. Открыл капот и уставился на свороченную пулей клемму. Машинально восстановил контакт, стараясь не разглядывать особенно пристально вдребезги разбитую у самого дна стенку аккумулятора. Вернулся в машину и обнаружил, что «Моторола» все-таки подает слабые признаки жизни.
Уже понимая, что все равно конец,
Некоторое время он тупо глядел в никуда, ритмично ударяя кулаком по баранке. Потом нашел в бардачке изоленту, соединил два рожка и принялся на своем автомате тренироваться в быстром их перестегивании. Учился, пока не отточил движение как следует.
Его ждала масса дел. Нужно было каким-то образом связаться с ребятами и поторопить их в поисках войсковой части, о которой прознали «тупые». И вопросом жизни или смерти было предупредить Сан Сеича, чтобы был готов к визиту из города – ведь объездчики сообщили «тупым», что Гош ими застрелен. Нужно было что-то делать.
Но Гош щелкал замком, переворачивал магазины, снова щелкал, опять переворачивал… Его будто заклинило. Он понимал, что, отпустив этих «тупых» живыми, создал большую проблему для людей, которые к нему хорошо относились. Но все щелкал замком. Голова просто раскалывалась, и пот заливал глаза. Очень хотелось выпить.
Ужас, что он натворил. По его вине над ранчо нависла серьезнейшая угроза, и Гош был не в силах ее предотвратить. Но главное, что свербило в мозгу и занимало все мысли, относилось сейчас лично к нему.
Он выжил чудом. И почему-то не убил этих четверых. Взял и не убил. Отпустил. Пожалел.
Экскурсия по городу оказалась увлекательной и невнятной. За несколько часов Женя узнала о жизни тульской коммуны «тупых» очень много, но по-прежнему ничего толком не поняла. Сначала ее отвели в столовую на первом этаже, где пришлось, имитируя волчий голод, сожрать, давясь и пуская слюни, две тарелки недоваренной гречневой каши. В столовой оказалось людно, в основном это были парни в камуфляже, но попадались и цивильно одетые. Лиц женского пола среди кормившихся Женя не заметила. Разве что в окне раздаточной мелькали какие-то закопченные мордашки, да еще посуду со столов убирали девицы, выглядевшие в массе своей довольно запущенно, и все заметно беременные. Парни на Женю таращились, как на заморскую диковину, но знакомиться не подходили. Наверное, мешало присутствие Олега.
На заднем дворе «у солдата», оказавшегося допотопной скульптурой, изображавшей красноармейца с винтовкой, Олег приказал своему патрулю двигаться без него. Женя тем временем не без опаски посетила колоссальных размеров дощатый сортир дырок на пятьдесят, разместившийся на газоне у местной кремлевской стены. Могучее сооружение на ветру поскрипывало, и через щели видно было намалеванное на кирпичах древней тульской крепости не менее древнее русское слово из трех букв. Желтой аэрозольной краской здесь кто-то провел связующую нить между благословенными старыми временами и проклятыми новыми.
А запоминать было что. Олег показал ей школу, где «тупые» под руководством продвинутых соплеменников дружно и старательно вспоминали, как пишутся слова. Отвел в женское общежитие, где уши закладывало от голодного детского рева. Объяснил, не подбирая слов и все более становясь от этого загадочным, как работают в городе похоронные и трофейные команды. Даже показал святая святых – огромные склады, доверху забитые провиантом, одеждой и самым дефицитным товаром на сегодня – годными к употреблению батарейками. Повсюду, как муравьи, суетились «тупые», они были деловиты и, похоже, довольны собой. Город активно готовился к зиме.
Олег показывал и рассказывал, а вопрос о размещении в общежитии и постановке на довольствие повис в воздухе. С каждой минутой такая забывчивость гида Жене нравилась все меньше. И разгадка пришла, стоило лишь ей самой форсировать события.
– А где я буду жить? – спросила Женя, стоя у открытой танцплощадки. Вечерами сюда подгоняли «БМВ» с мощной аудиосистемой и принимались веселиться. В пределах ста граммов водки на лицо. Спиртное в городе лимитировалось даже строже, чем еда. И, судя по всему, сухой закон уже вызвал к жизни черный рынок. А скоро мог и поставить крест на владычестве Главного, железной рукой толкавшего подопечных к тому, чтобы они увидели следующую весну.
– Хочешь? – спросил Олег, доставая сигареты. И подмигнул, хитро-хитро.
– У меня свои.
– Ну и замечательно. Пойдем сядем? Вон, на лавочке. Покурим.
Они уселись на облезлые крашеные доски, и Олег небрежно отложил автомат. Далеко от себя. Пожалуй, дальше, чем нужно. Демонстративно.
– Пойдешь снова к Главному? – спросил он, глядя в сторону.
– Не понимаю.
– Все ты отлично понимаешь.
Женя нащупала под курткой пистолет. Так ей показалось спокойнее.
– Главный тебя расколол, – сказал Олег просто. – Ты не думай, что он какой-то там старый шизофреник. То есть он, конечно, старый шизофреник и есть. Но здесь оказался к месту. Котелок у деда варит. Организовал себе… феодальное владение. Со всеми сопутствующими делами. Включая женское общежитие. Знаешь, временами мне так смешно бывает… А временами грустно.
– Почему ты не уйдешь? – спросила Женя, крепче сжимая рукоятку.
– Куда? – спросил Олег в ответ. И в голосе его прозвучала дикая тоска, хорошо Жене знакомая.
– Куда-нибудь. Просто отсюда подальше.
– Тяжело одному. Я слишком долго был один. А здесь… Во-первых, я им нужен. Во-вторых, они с каждым днем становятся умнее. Постоянная работа, пусть и механическая, занятия в школе, ответственность – люди растут на глазах. Это ведь очень приличный был народ в свое время, разве ты не заметила? Неважно, кто – работяга, автослесарь, менеджер, секретарша, но все они в прошлой жизни что-то из себя представляли. Чего-то хотели добиться. Это видно даже по лицам. Как будто тот, кто учинил над нами этот дикий эксперимент, ставил задачу отобрать лучших. Когда они проснутся… это будет хороший мир. Что, не убедил?