Мона Лиза Овердрайв
Шрифт:
Он сбрасывал скорость до тех пор, пока они, казалось, не зависли и не начали парить. Затем повернул голову налево, надеясь увидеть Джекки, но там не было ничего.
– Я здесь, – успокоила его та, – не волнуйся.
– Кто такой Куайн?
– Куайн? Какой-то ковбой, которого Джаммер знал когда-то. В былые времена он был знаком с ними со всеми.
Проверяя деку на реакцию, Бобби круто завернул на девяносто градусов вправо, гладко повернувшись вокруг своей оси на перекрестке решетки. Дека ошеломляла, ощущение было абсолютно не похоже ни на что, что Бобби до сих пор испытывал в киберпространстве.
– Ни
– Ну, внутри у этой деки наверняка есть «сэндаевские» микросхемы. По словам Джаммера, именно их тогда обычно ставили. Подними нас чуть повыше…
Без малейшего усилия они поднялись сквозь решетку, базы под ними начали уменьшаться.
– Здесь, наверху, не так уж и много на что посмотреть, – пожаловался Бобби.
– Вот и неправда. Если достаточно долго болтаться в пустых частях, можно увидеть кое-что весьма интересное…
Ткань матрицы прямо перед ними словно начала вибрировать…
– А-а-а, Джекки…
– Остановись. Задержи ее на месте. Все в порядке. Доверься мне.
Где-то далеко-далеко его пальцы пробежались по клавиатуре непривычной конфигурации. Теперь он будто встал на невидимый якорь, в то время как целая секция киберпространства расплылась, становясь молочно-белой.
– Что…
– Данбала ап монте л, – сказал у него в голове суровый голос, и во рту возник привкус крови. – Данбала оседлал ее.
Бобби почему-то знал, что значат эти слова, но голос в его голове был твердым, как металл. Молочная ткань раздвинулась, будто пошла пузырями, выплюнув два колышущихся серых пятна.
– Легба, – произнесла Джекки, – Легба и Огу Ферай, бог войны. Папа Огу! Святой Жак Мажор! Вив ля Вьей!
Металлический смех заполнил матрицу, пилой врезался Бобби в мозг.
– Мап кит ту миз ак ту жийон, – сказал другой голос, какой-то холодный и переменчивый, похожий на бегущие шарики ртути. – Видишь, Папа, она пришла сюда, чтобы выбросить свою неудачу! – И тут этот тоже рассмеялся.
А Бобби все боролся с собой, пытаясь подавить волну нахлынувшей паники, когда серебристый смех стал подниматься в нем пузырьками.
– Так у нее неудача, у лошади Данбалы? – прогрохотал железный голос Огу Ферая, и на мгновение Бобби почудилось, что в сером тумане мелькнула неясная фигура. Голос оглушительно рассмеялся все тем же ужасным смехом. – И вправду! И вправду! Но она этого не знает! Она не моя лошадь, нет, иначе я вылечил бы ее удачу!
Бобби хотелось закричать, умереть – все что угодно, лишь бы избавиться от голосов, от непереносимого ветра, который вдруг задул из серых рваных дыр, от этого горячего сырого ветра с запахом чего-то, что он не мог распознать.
– И она поет хвалу Деве! Слушай меня, маленькая сестра! Ля Вьей действительно приближается, она уже очень близко!
– Да, – отозвался другой, – она сейчас движется по моим владениям, это говорю тебе я, тот, кто правит торными и неторными путями.
– Но я, Огу Ферай, говорю тебе, что и враги твои тоже близки! К воротам, сестра, и остерегайся!
И тут серые пятна поблекли, съежились…
– Отключи нас. – Голос Джекки был сдавленным
Вынув из ящика стола бутылку скотча, Джаммер аккуратно отмерил шесть сантиметров жидкости в высокий стакан.
– Ты хреново выглядишь, – сказал он Джекки, и Бобби удивился нежности в его голосе.
Прошло уже минут десять с тех пор, как они отключились, но никто не проронил ни слова. Джекки сидела подавленная и все покусывала нижнюю губу. Джаммер казался не то расстроенным, не то разозленным – Бобби ни в чем уже не был уверен.
– А почему ты сказала, что Лукас мертв? – рискнул Бобби.
Ему чудилось, что молчание в захламленной конторе Джаммера застаивается, застывает – как что-то холодное и враждебное, способное задушить, если продлится еще хоть немного.
Джекки подняла на него взгляд, который словно бы все никак не мог сфокусироваться.
– Они не пришли бы ко мне вот так, будь Лукас жив, – сказала она. – Существуют соглашения, пакты. Первым всегда вызывают Легбу, но он должен был прийти с Данбалой. Его личность зависит от лоа, с которым он являет себя. Лукас, должно быть, мертв.
Джаммер подтолкнул к ней через стол стакан виски, но Джекки помотала головой. Набор тродов все еще сидел у нее на лбу – хром и черный нейлон. Джаммер скорчил гримасу отвращения, утянул стакан назад и залпом опустошил его сам.
– И все-то ты меня грузишь. В мире было гораздо больше смысла до того, как ваши люди начали путать карты.
– Не мы привели сюда лоа, Джаммер, – отозвалась танцовщица. – Они просто были там, и они нашли нас, потому что мы их понимали!
– Ну вот снова, – устало сказал Джаммер. – Чем бы они ни были, откуда бы ни заявились, они просто приняли ту форму, в какой их хотела бы видеть свора сбрендивших негритосов. Въезжаешь? Ну откуда, скажи на милость, там могло взяться что-то, с чем пришлось бы общаться на сраном наречии гаитянских дикарей! Вы со своим вуду просто пришли и увидели расклад. Но все эти Лукасы и Бовуары и иже с ними – они прежде всего деловые люди. А эти чертовы штуки знают, как заключать сделки! Просто прирожденные дельцы! – Он закрутил пробку и убрал бутылку обратно в стол. – Знаешь, дорогуша, есть вероятность, что некто, у кого, не стану спорить, до хрена силы в решетке, просто садится вам на шею. Проецирует все эти штуки… Ты же и сама знаешь, что это вполне возможно, так ведь? Так, Джекки?
– Не так. – Голос Джекки звучал холодно и ровно. – Но я знаю то, что я знаю, и это никак не объяснить…
Джаммер вынул из кармана черную электробритву и начал бриться.
– Конечно, – сказал он; жужжала бритва, которой он водил по подбородку. – Я прожил в киберпространстве восемь лет, так? Так вот, я знаю, что в мое время там ничего не было… Во всяком случае, хочешь, я позвоню Лукасу, хотя бы перестанешь мучиться, жив он или мертв? У тебя есть телефон этого его «роллса»?
– Нет, – сказала Джекки, – не беспокойся. Пока не объявится Бовуар, нам всем лучше сидеть тихо. – Она встала, стянула троды и подобрала шляпу. – Я собираюсь прилечь и попытаться поспать. Пригляди за Бобби… – Повернувшись, она пошла к двери конторы. Вид у нее был такой, будто она шла во сне, вся энергия из нее куда-то испарилась.