Мона Лиза Овердрайв
Шрифт:
– Чудесно, – сказал Джаммер, проводя бритвой по верхней губе. – Хочешь выпить? – спросил он Бобби.
– Ну, – протянул Бобби, – вроде как рано…
– Может быть, для тебя. – Он убрал бритву обратно в карман; дверь за Джекки закрылась. Джаммер слегка подался вперед. – На что они похожи, малыш? Ты что-нибудь разглядел?
– Сероватые такие. Расплывчатые…
На лице Джаммера отразилось разочарование. Он снова ссутулился в кресле.
– Что ж, пожалуй, их как следует и не разглядишь, если в них не верить, – побарабанил он пальцами по подлокотнику. – Как по-твоему, они реальны?
– Ну, мне бы не хотелось с кем-нибудь из них ссориться…
Джаммер поднял на него взгляд:
– Нет? Ладно, может, ты умнее, чем кажешься. Я и сам не стал бы с ними связываться. Я вышел из игры до того, как они начали появляться…
– Так
– Ага, становишься все умнее… Ну, я не знаю. Как я говорил, не уверен, что смогу проглотить байку, будто это шайка гаитянских богов вуду, но кто знает? – Он прищурился. – Может статься, они – вирусные программы, сбежавшие в матрицу, там размножившиеся и очень-очень поумневшие… Одно это звучит жутковато; возможно, тьюринговцы пытаются все это замять. Или, может, ИскИн нашел способ скопировать части себя в матрицу, а такое «тьюрингов» просто с ума сведет. Знавал я одного тибетца, он апгрейдил для ковбоев железо – так он считал эти штуки тулпа.
Бобби сморгнул.
– Тулпа – это мыслеформа, что-то вроде этого. Суеверия. По-настоящему крутые ребята могут отделить от себя нечто вроде духа, вылив негативную энергию в некую оболочку. – Он пожал плечами. – Опять бред сивой кобылы. Как и эти вудуистские божки нашей Джекки.
– Ну, по-моему, Лукас и Бовуар, да и остальные – все они чертовски уверенно ведут себя так, как будто эти духи вполне реальны, а не просто какой-то там спектакль…
Джаммер кивнул:
– Вот именно. И дела у них чертовски хороши, так что в этом что-то есть. – Он опять пожал плечами, потом зевнул. – Мне тоже надо поспать. Можешь делать все, что хочешь, только держи руки подальше от моей деки. И не пытайся выйти наружу, не то разорется добрый десяток «кричалок». В холодильнике за баром есть сок, сыр и прочая кормежка…
Теперь, когда клуб остался целиком в его распоряжении, Бобби все еще находил его несколько жутковатым, но достаточно интересным, чтобы жуть того стоила. Он побродил взад-вперед позади бара, касаясь рычагов пивных кранов и хромированных клювов коктейльных миксеров. Тут была машина для приготовления льда и еще одна, выплевывающая кипяток. Он сделал себе чашку японского растворимого кофе и порылся в каталоге аудиокассет Джаммера. Он никогда не слышал ни таких названий групп, ни имен певцов. Интересно, это пожилой Джаммер предпочитает старье или всё здесь новые вещи, которые просочатся в Барритаун – скорее всего, через клуб Леона – недели только через две… Под черной с серебром универсальной кредитной консолью в конце стойки притаилась пушка, небольшой толстый автоматический пистолет с магазином, торчавшим вертикально вниз из рукоятки. Пушка была прилеплена под стойкой бара куском зеленой липучки, и Бобби подумал, что трогать ее не стоит. Через некоторое время он решил, что не чувствует больше страха. Стало просто скучно и немного нервно. Захватив с собой остывающий кофе, он вышел на середину зала. Сел за один из столиков и прикинулся, что он – Счет Ноль, или, еще лучше, Граф Ноль, крутейший жокей в Муравейнике, – ждет, что появятся ребята поговорить о сделке, о каком-то рейде, который надо для кого-то провернуть, а никто, кроме Счета-Графа, даже близко не тянет.
– Конечно, – сказал он пустому ночному клубу, глаза полуприкрыты тяжелыми веками. – Я разрежу вам этот лед… Если у вас есть деньги… – И они побледнели, когда он назвал им цену.
Помещение было звукоизолированным, шума торговых рядов не доносилось вовсе, было слышно только жужжание какого-то кондиционера и временами – бульканье кипятящего воду титана. Устав играть во всемогущего Графа Ноль, Бобби оставил чашку с кофе на столе и подошел к входу, провел рукой по потертому бархату витого каната, висевшего между полированных латунных столбиков. Осторожно, стараясь не коснуться самой стеклянной двери, он устроился на дешевом стальном стуле с заклеенным липучкой сиденьем из кожзаменителя возле окна выдачи пальто. В гардеробной горела тусклая лампочка; видны были несколько десятков старых деревянных плечиков, свисающих со стальных стоек, на каждой вешалке – желтая табличка с выведенным от руки номерком. Бобби решил, что здесь иногда сидит сам Джаммер, проверяя клиентуру. Он в самом деле не понимал, с чего бы кто-то, кто в молодости восемь лет был крутейшим ковбоем, захотел управлять ночным клубом, но, может, это такое хобби. Опять же, сколько девочек можно тогда заполучить… Но потом
Он задумался о том, что произошло в матрице, о серых дырах и голосах. Бобби поежился. Он до сих пор не понимал, почему встреча с ними означает, что Лукас мертв. Как может быть Лукас мертв? Тут он вспомнил, что его мать мертва, и почему-то это тоже показалось не очень реальным. Господи. Все это действует ему на нервы. Ему захотелось оказаться снаружи, по ту сторону дверей, поглазеть на лавки и покупателей и на тех, кто там работает.
Протянув руку, он осторожно отодвинул край бархатной шторы, как раз настолько, чтобы выглянуть через старое толстое стекло. Радужная круговерть лавок и характерная пасущаяся походка покупателей. И прямо посреди этой праздничной суеты, у стола, заваленного подержанными аналоговыми видеооптическими устройствами, логическими зондами и регуляторами тока, – безрасовое, тяжелокостное лицо Леона. Глубоко посаженные жуткие глазки останавливаются на Бобби с явно слышимым щелчком узнавания. И тут Леон сделал нечто совершенно неслыханное – во всяком случае, на памяти Бобби. Леон улыбнулся.
23
Приближение [26]
Стюард «Джей-Эй-Эль» предложил ей на выбор несколько кассет симстима: экскурсия по ретроспективе Фокстона в Тейте в прошлом августе, снятый в Гане историко-приключенческий фильм («Ашанти!»), попурри из «Кармен» Бизе, записанное из частной ложи в Токийской опере, и полчаса сетевого ток-шоу Тэлли Ишем «Высший свет».
– Это ваш первый полет на шаттле, мисс Овски?
Марли кивнула. Она назвала Палеологосу девичью фамилию матери, что, вероятно, было глупо.
26
«Closer» – второй и последний альбом постпанк-группы Joy Division, выпущен в 1980 г.
Стюард понимающе улыбнулся:
– Кассета определенно способна облегчить ощущения, связанные со взлетом. На этой неделе у нас очень популярна «Кармен». Роскошные костюмы, насколько я понимаю.
Марли покачала головой, не в настроении слушать оперу. Фокстона она терпеть не могла и предпочла бы испытать на себе всю силу ускорения, чем выдержать «Ашанти!». Пленку Ишем она взяла по умолчанию, как наименьшее из четырех зол.
Стюард проверил ремни ее кресла, протянул ей кассету и маленькую одноразовую тиару из серого пластика, потом двинулся дальше. Марли надела пластмассовые троды, воткнула штекер в подлокотник кресла и со вздохом вставила кассету в прорезь рядом с разъемом. Салон челнока «Джей-Эй-Эль» растворился в сиянии эгейской голубизны, и на глазах у Марли в безоблачном небе проступили заглавные буквы элегантного, без засечек, шрифта: «ВЫСШИЙ СВЕТ С ТЭЛЛИ ИШЕМ».
Тэлли Ишем неизменно присутствовала в симстим-индустрии, сколько Марли себя помнила. Этакая Золотая Девочка без возраста, взлетевшая еще на первой волне новой технологии. Теперь же Марли обнаружила себя в загорелом, гибком теле Тэлли с его потрясающе комфортабельным сенсорным восприятием. Тэлли Ишем вся будто светилась здоровьем и силой, вдыхая глубоко и свободно, ее грациозное тело – кожа, мускулы, кости, – казалось, никогда не слыхивало о напряжении. Войти в ее симстим-записи – это как погрузиться в ванну совершенного здоровья, почувствовать весну в высоких ключицах и округлость груди под шелковистым египетским хлопком простенькой белой блузки. Она стояла, облокотившись о пористую белую балюстраду над крохотной гаванью островного греческого городка. Под ней каскадом сбегали по склону холма кроны деревьев в цвету, отмытый добела камень прочерчивали узкие извилистые лесенки. Из гавани донесся корабельный гудок.
– Туристы сейчас спешат вернуться на свой прогулочный теплоход, – сказала Тэлли и улыбнулась. Когда она улыбалась, Марли чувствовала гладкость белых зубов звезды, вкус свежести у нее во рту, приятно шершавый камень балюстрады под ее голыми руками. – Но один гость нашего острова останется сегодня вечером с нами, я очень давно мечтала познакомиться с этим человеком и уверена, вы будете удивлены и обрадованы, поскольку он обычно избегает внимания прессы…
Она выпрямилась и, обернувшись, послала улыбку прямо в загорелое улыбающееся лицо Йозефа Вирека…