Монахи. О выборе и о свободе

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви ИС13-313-2040

В книге использованы фотографии из личных архивов героев, а также фотографии М. Моисеева, Ю. Маковейчук, Д. Маханько, Е. Арбугаевой, инокини Елены (Страшновой)

Митрополит Игнатий (Пологрудов)

Монахиня Иулиания (Денисова)

Инокиня Ольга (Гобзева)

Игумения Иоанна (Егорова)

Игумен Агафангел (Белых)

Иеромонах Клеопа Петритис

Игумен Михаил (Семенов)

Игумен Нектарий (Морозов)

Иеромонах Макарий (Маркиш)

«Как вы дошли до жизни такой?» – по признанию многих наших собеседников, этот вопрос задается им довольно часто.

Мы любим ездить по монастырям, особенно по старинным, таинственным своей древностью. Или даже просто – из сутолоки городской жизни любим заглянуть в невесть как оказавшуюся посреди этого шума обитель, насладиться, наполниться ее покоем. Есть в монастырях что-то утишающее душу человека, даже маловерующего, приводящее в порядок привычный хаос мыслей, что-то… не всегда понятное нам самим.

Но ведь монастырь – это не стены, а прежде всего люди. Кто из нас хоть единожды не задавался вопросом: что заставляет этих людей – совершенно разных, разного образа жизни, склада характера – уходить в монастыри (впрочем, те, кто «ушли», ставят все-таки иные акценты, говорят: «Мы не ушли, мы – пришли»)?

«Ну, да, ради Бога, ради сугубой молитвы. Но ведь уйти надо было насовсем, навсегда!

Забыть, за спиной оставить все радости жизни! Нет, все равно непонятно, все равно что-то должно быть не так! Может, несчастная любовь случилась… или человек не сумел реализоваться в жизни. или на него сильное впечатление произвела смерть близкого человека. а не вернее ли всего он – великий грешник, вот и идет грех вымаливать.

Нет, понятно еще, если решается на „скорбный иноческий путь“ человек уже поживший, повидавший виды – можно сочувственно вздохнуть вслед. Ну а когда молодые, полные сил ребята и девушки решаются „похоронить себя заживо“ – как это принять, чем объяснить? Ведь что такое монастырские будни – скука сплошная, „редька, постное масло да поклоны“ (именно так, в бытность свою молодым офицером, представлял себе иноческую жизнь будущий старец Оптиной пустыни преподобный Варсонофий Оптинский)! А могла быть – семья, детки… Бедные, бедные люди!»

Действительно, что должно случиться с человеком, чтобы ему вдруг (или все-таки – не вдруг?) сделался неинтересен целый мир, полный впечатлений, земной красоты, радости встреч и открытий? Богом созданный мир. Что должно быть на другой чаше весов?

Это главный вопрос, который мы старались ставить перед героями книги, которую вы держите в руках.

Игумен Агафангел (Белых), клирик Белгородской епархии

От бесшабашной, свободолюбивой юности, путешествий автостопом по Центральной России – к строгим монашеским одеждам, четкам, молитвам, «непринадлежанию» себе. Впрочем, путешествия отнюдь не прекратились: со времени монашеского пострига игумен Агафангел успел послужить на Чукотке, в Магаданской и Синегорской епархиях, окормлял многие отдаленные поселки, в которые добраться-то можно только с помощью авиации. А с 2009 года так и вовсе стал создателем и руководителем миссионерского стана «Спасский» в якутском порту Тикси, на берегу моря Лаптевых.

«Я думаю, что монахи – наиболее свободные люди», – прозвучало в нашей беседе. И прозвучало вовсе не диссонансом. Как это возможно? Об этом и о многом другом наш разговор с игуменом Агафангелом (Белых).

– Если вернуться на двадцать лет назад… Когда вы сами пришли к такому убеждению, что Евангелие – это истина? Не Кастанеда, не Лао-Цзы – ведь хиппи этим тоже увлекались?

– У меня с Кастанедой был смешной случай. Уже будучи христианином, священником, я с кем-то начал говорить о ложности учения Кастанеды: «Брат, ты понимаешь, что я говорю как человек знающий, я прочитал шесть томов Кастанеды в свое время». Он говорит: «Вот именно, вы прочитали шесть томов, батюшка, а нужно было девять, в девятом-то томе все правильно объясняется!»

Да, я, конечно, очень много метался между разными религиозными движениями, но ничем серьезно не увлекался. И к кришнаитам тогда мы тоже ходили, и на бывшую Колхозную площадь. Теперь это Сухаревка. У них был большой ашрам, мы ели там прасад. Его же давали бесплатно. Там же можно было санкиртан весело потанцевать.

Потом и к пятидесятникам ходили. Но пятидесятники меня как-то сразу испугали. Когда все стали «говорить на языках», я понял, что это совершенно не мое. Я там для приличия тоже встал на коленки, но никакого участия во мне это не вызвало. Хотя у меня был хороший друг из этой среды.