Монархическая государственность
Шрифт:
Всякая верховная власть, во всяком государстве до известной степени устанавливает и охраняет все проявления права, но в различных степенях и в не одинаковом построении.
Система построения права
Задачи государственной науки состоят в том, чтобы проникнуть в сами законы политических явлении, определить внутренний смысл их и указать политическому искусству возможность действия применительно к желательным человеку целям. Так и в отношении монархической системы права мы должны понять прежде всего логику самой идеи данной Верховной власти, и средства ее внутреннего содержания, хотя бы эти средства и не были исчерпаны в исторической практике.
Выше указывалось, какое огромное значение в политике имеет сознательность, а в истории государственности мы чаще всего имеем
Задачи науки выяснить свойства высшего, идеального принципа, чтобы указать политическому искусству способы предохранения его от деградации в извращенные разновидности, а этим последним - средства подняться из деградации. В нижеследующем изложении мы, не забывая исторического конкрета, будем анализировать главным образом логику внутреннего содержания чистого монархического принципа, т. е. то, что он имеет, оставаясь самим собой, верным своему собственному содержанию.
Если мы обратим внимание на природу какой-либо власти, то можно сказать, что чем более чутка она к естественному праву человека, тем более она склонна охранять личные права в государстве. В этом отношении монархическая власть обещает более, чем демократическая.
В определении и построении прав политических - наоборот - демократическая власть более обещает, нежели монархическая.
Монархическая власть сама есть создание этического принципа, и через это в самой себе не может не сознавать государственного значения личности, как носительницы этического начала. Демократия, напротив, выражает Верховную власть всенародной воли, власть силы, власть самодовлеющую, а потому не связанную обязательно с этическим началом и вообще не зависящую ни от чего, кроме безапелляционного безответственного народного самодержавия. Поэтому демократия не имеет природной чуткости к самостоятельности и правам личности. Но зато она неразрывно связана с политическим правом личности, которая составляет одну из единиц самодержавной народной воли.
Однако же, если мы возьмем охрану права во всей ее полноте, то есть в совокупности прав личных и политических, то по природным способностям к этому монархия имеет преимущество перед демократией.
Какова бы ни была степень сознательности доктрины права, но в действиях различных принципов Верховной власти не может не сказываться фактически их внутренняя природа. Поэтому чуткость монархии к личным правам составляет общее историческое явление. Демократия, напротив, столь известна своим фактическим невниманием к ним. В наилучше поставленных республиках постоянны жалобы на стеснения личности, на деспотизм большинства и его нетерпимость ко всякому своеобразию в жизни человека. В монархии же личность человека затирается только при извращении этого принципа власти в деспотизм. Даже при абсолютизме подавление личности относится по преимуществу к области прав политических, что касается личных прав, то по развитию и охране их абсолютная монархия очень много сделала в истории как в Риме, так и в Европе.
Но истинная монархия в своей идее заключает все данные и для охраны политических прав. Только для этого нужно сильное развитие ее политического самосознания или за слабостью его благоприятные исторические условия.
По внутреннему смыслу власти построение прав и обязанностей в монархии и демократии идет не одинаковыми путями, и это отражается на охране свободы и права.
В демократии верховной властью является масса народа, большинство, сила количественная. Отдельный гражданин входит членом в эту массу, но все-таки с нею не отождествляется. Он составляет частичку верховной власти, но только частичку, остальная же совокупность верховной власти - есть для него нечто постороннее, которому он должен подчиняться,
В монархии отношение права и обязанности в идее прямо противоположно.
Здесь Верховная власть (монарха) есть власть того же самого этического начала, которое составляет сущность личности. Посему в монархе для личности является Верховная власть не посторонняя, а как бы ее собственная. В монархии личность ставит Верховной властью не свою волю, а волю своего идеала. Таким образом, и в монархии личность гражданина входит в состав Верховной власти, но не так, как в демократии, не в виде одной частички этой власти, а всем своим существом. Личность становится причастна Верховной власти, как носительница того же самого нравственно разумного элемента, который в лице монарха поставлен верховной государственной властью. Но этот нравственно разумный элемент составляет не волю личности, а ту сторону ее существа, которой она подчиняет свою волю. Это источник ее долга, ее обязанности, для исполнения которой личность требует себе необходимых прав. Совершенно таково же положение и самой Верховной власти монарха.
Он тоже не есть власть самоисточная, самодовлеющая, но власть, делегированная от Бога, для исполнения обязанности поддерживать в государстве верховенство этического начала. Для исполнения этой обязанности монарх получает свои права Верховной власти. Таким образом, в самом источнике власти, как и в сознании личности, право вытекает из обязанности. Такое построение права на обязанности монархия, оставаясь верной своему смыслу, только и может вести в порученном ей государстве, попадая в этом отношении в полную гармонию с самосознанием личности, которая точно так же ощущает свое право лишь постольку, поскольку исполняет свою жизненную миссию нравственного разумного существа.
На первый взгляд может казаться, что основывая обязанность на праве, признавая право основой, а обязанность производным элементом, мы лучше и сильнее охраним право. Но это несомненная ошибка. М. Н. Катков прекрасно выразил психологию права, сказав:
"Плодотворно только то право, которое видит в себе не что иное, как обязанность. Мало проку в тех правах, которые не чувствуют себя обязанностями. Право, которое не есть обязанность, оказывается мыльным пузырем; ничего не выходит из него, и ни к чему не ведет оно. Такое право есть не сила, а слабость. Общественное мнение может быть полезно и плодотворно, если мыслящие люди проникнуты чувством долга и действуют не столько в силу права, сколько в силу обязанности. Нет пользы в том, что я имею право то и это делать, если я не чувствую себя обязанным сделать то, что можно".
Почему же "плодотворно", то есть приводит к действию только то право, которое чувствует себя обязанностью? Потому, что такова действительная, реальная природа личности. Человек, как существо разумное, нравственное и волевое, не есть первоисточное существо, но истекает из божественного начала, которое поместило его в мире именно с миссией самостоятельно развивать данные ему духовные силы. Человек по природе это чувствует и твердо требует необходимой свободы и права тогда только, когда это необходимо для исполнения обязанности его миссии. Никакого "права" в противном случае личность за собой не чувствует, и даже получая его, не практикует. Совершенно справедливо говорит Катков: "Нет пользы в том, что я имею право, если я не чувствую себя обязанным сделать то, что дозволяет оно сделать". Это право мертвое, бездейственное, пользование которым личность сознает простым "самодурством".