Монета желаний
Шрифт:
– И-и-иии-и-и… – завывало существо, подползая к Кириллу, хватая его за ноги и мешая пройти. – Не отвращай от мя лика своего, страшного и всезнающего… отец родной… на тебя одного только надежа… Не отвергни презренного… о, великий! Всемогущий…
Кирилл хотел было вырваться, но существо намертво вцепилось ему в ноги и оглушительно завизжало.
«Черт! Что соседи подумают? Еще милицию вызовут! Что тогда объяснять?» – с ужасом подумал Дубровин.
– Пошел вон! – прошипел Кирилл, безуспешно пытаясь высвободиться. – Чего пристал?
– Бесы! – завизжало существо с новой силой. – Бесы одолевают! Избавь, о, всемогущий… Силы на исходе.
– Какие бесы? Идиот! Не ори на весь подъезд, люди
– Люди спят! Люди спят! – заорало существо, согласно кивая косматой головой. – Они спят и видят злые сны, полные бесов! Бесы подбираются во сне, аки посланцы адские, жгут душу железом каленым… Пекло! Пекло разверзлось… Бесы!
– Да заткнись же ты со своими бесами! – потерял терпение Кирилл. – Чего тебе от меня надо? Говори тихо, а то…
На удивление, угроза подействовала. Существо испуганно сникло, пригнулось, закрывая голову руками, забормотало, захлебываясь:
– Бесы! Бесы одолевают. Пекло адское… Изгони бесов, великий… Силы на исходе!
– Как же, «на исходе»! – передразнил существо Кирилл. – Орешь как резаный! Перебудил всех соседей! На меня и так уже в ЖЭК жаловались, что всякую нечисть в подъезде развел, что от бомжей полоумных проходу нет.
– Нечисть! Нечисть! – радостно подхватило существо, пытаясь поцеловать Кириллу ботинок. – Нечисть одолевает! Избавь, великий…
– Я тебя сейчас избавлю! – зашипел Кирилл, сгребая отвратительное существо в охапку и вытаскивая его из подъезда. – Я тебя избавлю!
Он наподдал существу ногой под зад, и оно покатилось по заснеженному тротуару, оставляя позади себя примятую дорожку.
Чертыхаясь и отряхиваясь, проклиная все на свете, Дубровин добрался наконец до квартиры, закрыл за собой дверь и рухнул на пуфик в прихожей. Ну и денек! Бывает же такое!
Честно говоря, он и сам не понимал, что вокруг него творится в последнее время. Собирался отдохнуть, посидеть в «Охотнике» с Леонтиной, наслаждаясь ее первозданной, не испорченной воспитанием и учебой глупостью. Такую чистую и наивную глупость редко встретишь, и Леонтина была прекрасным экземпляром этой женской породы. Но тут его внимание привлекла неизвестная женщина, сидевшая за столиком напротив. У женщины были глаза как на картинах художников Возрождения, полные смутной тоски и несбыточного обещания. И он, сам того не желая, «повелся» на эти глаза, забыл обо всем, бросил Леонтину… Она, конечно же, обиделась. И правильно. Ей пришлось ночью добираться как-то до дома, одной, в темноте! Что за наваждение на него нашло?..
Он снова вспомнил глаза женщины… Как ее звали? Клавдия… Что-то римское, веющее жестокими, нешуточными страстями, отзвуками кровавой истории времен Нерона или Калигулы, топотом преторианских когорт в императорских спальнях, тяжелым звоном скрещенных мечей, масляным чадом золоченых светильников…
«Сон в руку», – сказала бы его мама. Не успел он проводить растревожившую его незнакомку, как на него набросились чьи-то ребята, избили, приставали с дурацкими расспросами… Потом какое-то чучело жуткое на лестнице привязалось… Кошмар!
Кирилл разделся, встал под горячий душ. Избитое тело заныло, тысячи иголок впились в травмированные внутренности, голова закружилась. Ему все-таки здорово досталось, несмотря на то что он неплохо отражал удары. Навыки боя проснулись почти мгновенно, давно не тренированные мышцы делали свое дело гораздо лучше, чем можно было бы ожидать.
«Затраченные усилия не исчезают всуе», – вспомнил он наставления Захара, паренька с Дальнего Востока, приехавшего в Москву заработать денег. Паренек оказался великолепным мастером всяких видов единоборств, быстро снискал себе известность в определенных кругах, причем более чем заслуженную. Он-то и научил Кирилла никогда не избегать схватки, если она назрела,
Выйдя из душа, Кирилл продезинфицировал ссадины, надел спортивные штаны и футболку, выпил водки и прилег на диван в спальне. В темно-синем проеме окна были видны серебристые падающие хлопья снега, закрывающие пушистой пеленой мир от любопытных взоров всех и каждого. Была в этом падающем снеге, в этой неподвижно и плотно стоящей над городом ночи какая-то первобытная, девственная красота, полная тишины и торжественного величия…
Сон не шел к Кириллу, и ему казалось, что мысли слетают с небес вместе с этим первозданным белым снегом, с этой колышущейся серебристой дымкой. Он думал о своей жизни, чего давным-давно не делал, захваченный сиюминутными проблемами, сложностями и заботами, как многие люди, спящие сейчас в объятиях огромного, заснеженного города под невероятно высоким и холодным небом, на планете Земля, затерянной в страшно, невообразимо далеких пространствах Вселенной…
«Что есть эта жизнь? Для чего она дана нам и чего мы хотим от нее? – думал Кирилл Дубровин, бизнесмен, москвич, красивый одинокий мужчина. – Чего я хочу от нее? Чего жду? Вот за окном стоит окружающий меня мир снега и тьмы. Кто я в этом мире? Что я здесь делаю? Зачем я здесь? Чего я жду от других людей, таких же, как я?»
Ему вспомнился укоризненный, а потом возмущенный, сверкающий гневом взгляд Леонтины. И те, другие глаза, в глубине которых он увидел древний огонь, зажигающий кровь в ленивых, застоявшихся от бездействия жилах, вялых, как мысли и желания.
«Что-то глубоко внутри меня пришло в упадок, атрофировалось, как неиспользуемый орган, – подумал Кирилл. – Чего я жду от женщин? Или от женщины – так, пожалуй, будет правильнее».
В темноте комнаты витали призраки великого прошлого, покрытого славой, вызывающие зависть и непонятную, сладкую и жгучую ностальгию, тоску по сильным страстям. Ощущения с привкусом гибели, безумия и восторга – вот о чем он давно забыл, вот чего ему не хватало! Его окружали женщины и мужчины, для которых жизнь стала пресным и надоевшим занятием, навязшим в зубах ничегонеделанием, обильно сдобренным пустыми разговорами, бесцветными чувствами, бледными, как выцветшее небо над пустынной каменной равниной. И он сам едва не стал таким же! Вялым ростком на городском асфальте.
Взять хотя бы Леонтину. Зачем он тратил на нее свое время и душевные силы? Красивая блондинка была пуста, как высохший изнутри орех: треску много, а вместо содержимого – легкая пыль. Однако он зачем-то познакомился с ней, приглашал на прогулки и вечеринки, гулял с ней по Цветному бульвару, дарил резко и горько пахнущие свежестью влажные хризантемы, целовал ее, даже переспал с ней… Последнее особенно удивляло Кирилла, так как он никогда не чувствовал к Леонтине той дикой и непреодолимой тяги, от которой стынет сердце и которую, раз испытав, уже никогда и ни с чем не спутаешь. Что-то похожее промелькнуло в нем, когда он танцевал с той женщиной, Клавдией, в полутемной, полной дыма и теплых огней зале «Охотника». Промелькнуло… и угасло. Он даже не успел сообразить, что это; не успел привыкнуть к этому чудесному новому и жуткому переживанию, похожему на подсматривание любовной сцены, запретной и оттого жгуче, притягательно интересной.