Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники
Шрифт:
До 1268 года каан не считал Хайду серьезным соперником. Силы его были невелики, Угедэйский улус превратился почти в фикцию, не имел Хайду и поддержки никого из Чингизидов. Но мятеж Борака резко изменил ситуацию. Стал вновь возможен союз Джагатаидов и Угедэидов, притом при вероятной негласной поддержке со стороны дома Джучи. И Хайду рискнул. К осени этого же года он занимает все Семиречье, вплоть до долины Иртыша, и объявляет о полном восстановлении Угедэйского улуса. Но на этом Хайду не останавливается. Он заявляет, что не признает Хубилая великим ханом монголов — мол, настоящим кааном был Ариг-Буга, и потому нужны новые выборы хана.
Расчет Хайду на поддержку других Чингизидов первоначально не оправдался. Ни Менгу-Тэмур, ни Борак не решились поддержать его. Больше того, Борак, видимо, надеясь задобрить Хубилая, начинает, и весьма успешно, военные действия против Хайду. Внук Угедэя отступает на запад и здесь натыкается на войско Менгу-Тэмура, который,
Доспехи монгольского лучника
И здесь события принимают совершенно неожиданный и весьма неприятный для великого хана оборот. Два вождя противостоящих армий решают встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию. Мы не знаем, как проходил разговор в шатре Менгу-Тэмура, но зато его результаты очень хорошо известны. Менгу-Тэмур не только полностью примирился с Хайду, но и признал его приоритет в правах на великоханский престол и даже дал ему несколько собственных туменов для борьбы с Бораком. Хайду не замедлил воспользоваться нежданной помощью своего племянника. Борак вскоре был разбит и бежал в Мавераннахр. Джагатаид был в отчаянии: он оказался одновременно врагом и каана, и его противников. И в тот момент, когда он ждал, откуда же будет нанесен последний, смертельный удар, к нему прибывают послы Хайду с предложениями мира и братской любви. Воспрянувший духом Борак немедленно заключает с внуком Угедэя союз и обещает прибыть на собираемый тем курултай. А вскоре Хайду склоняет на свою сторону остальных Джагатаидов и многих других монгольских вождей, уже почувствовавших тяжелую руку Хубилая.
Здесь любопытно бросить взгляд на эту незаурядную личность. Вряд ли можно назвать случайным стечением обстоятельств его более чем тридцатилетнее сопротивление значительно превосходящим силам Хубилая, а затем и его преемника Тэмура. Фактически, лишь смерть Хайду (от естественных причин) подвела черту под этой бесконечной войной. Мнения и современников, и историков о нем расходятся. Рашид ад-Дин относится к Хайду, пожалуй, с еще большей ненавистью, чем к Ариг-Буге. Для него он изменник, разрушитель всего святого, по сути, бандит с большой дороги, которого не оправдывает даже близкое родство с чрезвычайно уважаемым Угедэем. «Юань-ши» называет его грабителем, обвиняет в лицемерии и притворстве. Однако, подобные картины, написанные современниками, вряд ли дают правильное представление о личности Хайду. Он не был ни лицемером, ни изменником, хотя его часто обвиняют в этом китайские источники. Грабеж отнюдь не был его единственной и, тем более, главной целью. Его важнейшая задача состояла в сохранении кочевнического общества и ограждении кочевого образа жизни от посягательств со стороны Хубилая. Он вовсе не собирался разрушать процветающие поселения или подрывать торговлю. На самом деле он основывал новые города и перестраивал старые, пострадавшие от монголов на разных этапах монгольских нашествий. Он нашел новое место для Андижана, к северо-западу от будущего главного торгового центра Кашгара, и перенес туда город. Вскоре этот город стал средоточием деловой активности центральных областей Средней Азии. Еще одним городом, в который задуманная Хайду программа экономического возрождения, вдохнула новую жизнь, был Термез. Расположенный к юго-западу от Андижана, он вернул себе былую славу центра исламской теологии и важнейшей караванной стоянки на торговых путях, пересекающих Среднюю Азию. Уже эти примеры доказывают, что в план Хайду вовсе не входило безжалостное опустошение среднеазиатских городов и оазисов или расширение пастбищ за счет традиционной экономики региона. На самом деле он просто продолжал курс своего великого деда Угедэя.
Ваза эпохи Юань
Принципы, которых он придерживался в управлении своим улусом, тоже свидетельствуют о значительной взаимной притирке с оседлыми среднеазиатскими культурами. Конечно, он не создал централизованного правительства из тщательно отобранных, способных чиновников, и не ввел четких правил и законов, которыми должно было бы руководствоваться такое правительство в своих действиях. Подобные компромиссы были для него немыслимы. Но все же он стремился обеспечить на своих землях безопасность оседлому населению. Он не позволял своим подчиненным разграблять города и угнетать их жителей. Вместо этого он обложил города налогами, а полученные доходы шли на содержание армии.
Такая политика укрепляла положение Хайду в Средней Азии. Конфликты между кочевниками и горожанами, разобщавшие его подданных, стихли. Однако, несмотря
В 1269 году все поддерживающие Хайду Чингизиды собираются на великий курултай у реки Талас.{Талас — река и местность, весьма знаменитые в истории. Здесь состоялись две крупнейшие битвы из числа тех, что определяют векторы исторических эпох. В первой из них была окончательно пресечена экспансия Китая на запад, во второй — остановлено движение на восток непобедимых доселе арабов. Так что, в некотором смысле, Талас можно считать центральной точкой Азии.} Дальше сведения наших источников расходятся. По одним данным, на этом курултае Хайду был официально провозглашен великим кааном Йеке Монгол Улус; по другим — только объявлен законным претендентом на этот пост. Но как бы то ни было, Таласский курултай и юридически, и фактически расколол единую державу Чингизидов на две части. Первую составляли владения великого хана Хубилая (не признанного Таласским курултаем) и его союзников — Хулагуидов. Вторую — земли вновь провозглашенного каана (или претендента — это не столь важно) Хайду и примкнувших к нему Джагатаидов и Джучидов. И по законам, четко прописанным в Ясе Чингисхана, оба каана были нелегитимными; и тот и другой не избирались действительно общемонгольским курултаем. Держава Чингизидов вступила в эпоху распада.
Важной особенностью Таласского курултая было то, что он разделил Йеке Монгол Улус не только по территориальному, но и по идеологическому признаку. Хубилай, искусный политик, все более склонялся к проверенному тысячелетиями китайскому имперскому опыту управления и функционирования державы (в 1271 году провозглашение им династии Юань и формально утвердило эти предпочтения). Хайду и его соратники выступали как поборники старого монгольского образа жизни: они декларировали свою ненависть к оседлому быту и даже поклялись никогда не приближаться к городам. Это шло в русле главного завета Чингисхана и привлекло к ним немало сторонников. В общем, сложилась та же коллизия, что когда-то разорвала державу Хунну. Но, заметим при этом, что Хайду полностью отказался от выполнения другого важнейшего наказа Потрясателя Вселенной — расширения империи до последних пределов мира. Хубилай же до конца своей жизни бился за выполнение этого предназначения монголов. Во многом именно это отвлечение войск для внешних завоеваний и не позволило ему справиться с внутренним конфликтом. Парадоксально, но факт: дух и буква установлений Чингисхана, оказались разорваны между двумя непримиримыми противниками, каждый из которых считал себя единственно верным последователем заветов великого предка. Но только Хубилай по-настоящему пытался раздвинуть созданный гениальным дедом Йеке Монгол Улус до «последнего моря».
Глава 15
Последние успехи и закат империи Чингизидов
Смерть Ариг-Буги и последовавшее вслед за этим признание Хубилая великим кааном со стороны почти всех царевичей Чингизидов, в том числе и владык улусов Джучи, Джагатая и Хулагу, казалось, окончательно развязало руки внуку Чингисхана. Почти не опасаясь теперь за внутриимперские дела, Хубилай решает продолжить завоевание империи Сун, начатое еще при Угедэе. В 1267 году он отправляет значительные воинские контингенты, подкрепленные только что созданным монгольским флотом на самую мощную сунскую крепость к северу от Янцзы — Сянъян. Так начинается беспримерная осада этой ключевой цитадели, продлившаяся без малого пять лет. Командующим монгольской осадной армией был монгол по происхождению Аджу, но не менее значительную роль в перипетиях этой долгой осады сыграли и китаец Лю Чжэн, и уйгур Ариг-Хая, и, в особенности, мусульманские военные инженеры из Ирана Ала ад-Дин и Исмаил. Именно иранцы построили в 1272 году мощные метательные машины — манджаники (аналог европейского требуше), способные метать огромные камни весом до ста килограммов. Использование техники и решило дело в пользу монголов. Казавшаяся неприступной после стольких лет осады, крепость наконец пала.
Падение Сянъяна открыло монголам путь во внутренние области империи Сун, и вскоре война с сунцами вступает в заключительную фазу. Для этого последнего и решительного наступления Хубилай задействует своего самого талантливого полководца Баяна, прославившего себя еще в переднеазиатском походе Хулагу. Выбор оказался верен. Начиная с 1274 года, войско Баяна медленно, но неумолимо продвигается вглубь Сунской империи. Продвижение облегчается и серьезным внутриполитическим кризисом, поразившим империю Сун.