Монгольские степи. Халхин-Гол
Шрифт:
Когда он после переодевания в купе зашёл, то гнусный челюсть на пол уронил. Девять орденов это блин не хухры-мухры. А ещё в Хабаровске его ждала звезда «Героя». В этой истории с его подачи звёздочку «изобрели» почти на год раньше и у него всего пятьдесят четвертая по счёту.
На входе штаб столкнулся со Штерном, к которому и шёл.
— Брехт! Иван Яковлевич! За наградой явился? Слушай, я на обед, ты обедал, а то поехали ко мне домой, жена борща наварила на мозговой косточке, — комкор, правда рад был встрече, по плечам хлопал, улыбался. Дружелюбно, а не как сосед по купе — гнусно.
— Я перекусил, Григорий Михайлович. А вы когда назад?
— Через час. Подожди в штабе. Награду вручу и переговорить
— Хорошо.
Начальник штаба ОКДВА уехал на новой Эмке, а Брехт достал из кармана брегет от Карла Фаберже и прикинул. До дома Блюхера на извозчике минуть десять. И назад столько же, наверное. Можно минут десять понаблюдать за домом. Так-то помнил, что «топтун» из него никакой, но постоять в сторонке и посмотреть можно же.
Извозчик у штаба был, Брехт назвал соседнюю улицу с улицей Истомина, на котором находился двухэтажный особнячок маршала и, подъехав, медленно пошёл в ту сторону.
Зря. Только в форме комбрига РККА — танкиста с кучей орденов на груди и играть в сыщиков. Народ не просто оборачивался, а выстраивался в колонны и шёл следом. Пришлось плюнуть на слежку и вернуться в штаб ОКДВА.
В штабе встретил Рычагова. Тот так свой Су-2 и не забрал из части. Он же в Москву на японце улетел, а назад на поезде добирался, а экспериментальный лёгкий бомбардировщик так в ангаре у Брехта и стоял.
— Павел Васильевич, ты самолёт-то будешь забирать, или мне подаришь? Обещаю бережно относиться.
— Самолёт???? — Рычагов покачал головой слева направо, потом в обратном поряке. Прикидывал чего-то. — Ладно, я оформлю передачу. Меня переводят скоро. Жду приказа, назначают командующим ВВС 1-й Отдельной Краснознамённой армии. Там уж добуду себе новую птичку. Да, Иван Яковлевич, не отдашь мне Скоробогатова Александра. Я ему там полк дам. А у тебя ему и расти уже некуда. Не будет же у тебя в бригаде полк авиационный. И так не порядок у танкистов целая эскадрилья.
— Павел Васильевич, я понимаю, что у тебя возможностей и без моего согласия Сашку забрать хватит, но не делай этого. Японцы не уймутся, не в этом, так в следующем году, война с ними будет. Пусть Скоробогатов людей подготовит, да и сам повоюет.
— Война? Думаешь решатся макаки? — усмехнулся.
— Решатся. Упёртые товарищи, пока не побьёшь, не успокоятся. А мы сейчас пытаемся новые рации сделать, будем учиться вести бой, общаясь между собой.
— Добро. Ты, если, правда, сможешь радиосвязь наладить, сразу меня найди и позвони. Костьми лягу, а производство попробую наладить.
— Хорошо, я запомню. За самолёт спасибо. А что с серией, их будут выпускать?
— Хотел бы я узнать.
Событие тридцать пятое
Мальчик Серёжа в песочке играл,
Там он "Максим"-пулемёт откопал,
Ленту поправил, гашетку нажал,
Вымер мгновенно любимый квартал.
Григорий Михайлович Штерн собрал половину штаба армии и торжественно под ура вручил Брехту Золотую Звезду Героя Советского Союза. В реальной истории только через год до этой медали додумаются. Ну, жизнь-то налаживается, сейчас вот у него на груди «звезда» висит, и второго кровопролитного Хасана не случилось. Потихоньку, может, к лучшему ситуация вырулит. Не зря жизнью сто раз рисковал. Правда, арест Блюхера показал, что не всё так радужно. История вещь упрямая и не сильно хочет сходить с намеченной колеи, а если ей палки в колёса вставляешь, то она может взбрыкнуть и маршал проживёт на свете на два месяца меньше. Хотя, тоже ведь, кто его знает. Он и своей
После торжественного награждения Штерн отвёл Брехта к себе в кабинет и, выглянув назад из-за двери, сказал старшему лейтенанту, что сидел в приёмной, чтобы никого не пускал.
— Ты, Иван Яковлевич, слышал про … — Штерн кивнул на верх.
— Так точно. — Ну, раз начальство опасается прослушки, то и он побережётся.
— И что?
Ну, уж хрен вам, товарищ начальник, Брехт не собирался оценку деятельности Блюхера и НКВД давать. Не самоубийца. Сейчас жучки в телефоны ставят. Вон их на столе целых пять штук. И что характерно четыре из них производства артели Дворжецкого, их по футуристическому дизайну, Брехтом и нарисованному, ни с одним другим телефоном в мире не спутать.
— Мне обещали роту танков Т-26. — Понятно, же кто обещал, но запутать, если слушают надо. — Товарищ Мехлис на днях звонил, он своё обещание выполнил и тридцать новых танков БТ-7А (Быстроходный танк) отправил прямо с завода и на днях обещал отправить ещё десять химических танков.
— В курсе. А скажи, Иван Яковлевич, если тебе отправил Лев Захарович танки с мощнейшим двигателем в 400 лошадок и пушкой сорокопяткой, то зачем тебе эти недомерки Т-26 с движком всего девяносто сил и пушечкой 37-мм 5-К.
— Смешно. Сейчас в бригаде тридцать броневичков игрушечных, с игрушечным же пулемётиком и бумажной броней, а в течение года будет обязательно война с Японией. На этих машинках детских, что ли воевать? Там все японцы с баргутами со смеха помрут и стрелять не надо будет.
— Какими ещё баргутами?
Мать же ж, твою же ж. Следить за языком надо.
— Ну, думаю, что здесь, у нас, они нас уже на прочность попробовали и больше не сунутся, теперь будут в районе Читы проверять или в Монголии, а там тысячи монгольских всадников у них под ружьём. Только называются не монголами, а баргутами.
— Там у Монголии, думаешь, попробуют? — Штерн подошёл к карте, что висела на стене. Опять смешно. Карта Приморья и как раз до реки Халхин-гол и доходит, а дальше обрывается.
— Думаю, а ещё, уверен, что вам поручат руководить этой операцией. А вы сразу о моей бригаде вспомните. А я людей подготовлю, можете не сомневаться, но лишняя рота танков мне в тех боях, ну, и вам соответственно, не помешает. Нужно вдарить по милитаристам проклятым со всей силы, чтобы унялись, наконец.
— В течение года? — Штерн достал из пачки лист бумаги. Макнул ручкой в чернильницу и написал на листке несколько слов, подошёл к Брехту и показал листок. Там было написано: «Туда не ходи». Иван Яковлевич кивнул. Комкор смял бумагу, положил в пепельницу, вынул из ящика стола папиросы Герцеговина Флор, — Курить будешь? Ах, да, ты же не куришь. А я закурю. Чиркнул спичкой, зажёг сигарету, а потом поднёс огонёк к листочку. Тот окутался дымом, а потом вспыхнул. Брехт следил за язычками пламени и переваривал. Выходит, домой к Глафире уже НКВДшники пришли, да ещё и засаду, что ли, организовали. Повезло, что в форме попёрся. Получается, наврал Ваське, не сможет он помочь последней жене Блюхера. Иван Яковлевич точно не помнил, но, кажется, первую и вторую расстреляют, а этой только срок впаяют и она потом ещё долго жить будет и дочь воспитает. А вот грудного младенца, так и не найдёт. Сейчас грудного. Через десять лет, как найти мальчика, если государство специально и имя и фамилию меняло, а он ничего не помнит. А может и умер. Кто за крохой будет в детдоме ухаживать, да и есть ли детдома для грудных детей.