Монголы, Татары, Золотая Орда и Булгария
Шрифт:
БУЛЯРТАЙ-эмир ибн Булемшах. Умер в 1323 г. в Булгаре, где и находится его эпитафия. На нем, очевидно, пресеклась булгаро-билярская линия эмиров Булгара.
Следует заметить, что в Булгаре, имевшем в золотоордынское время большее значение ордынского баскаческого и булгарского культового центра, чем значение столицы Булгарии, булгарские эмиры, как булгаро-билярской, так и булгаро-казанской линий, очевидно, не правили. За это говорит почти полное отсутствие в материалах ордынского слоя Болгарского городища глиняной посуды, клейменной булгаро-эмирским знаком в виде перевернутой буквы А, обычной среди находок в Биляре, в том числе и среди материалов Биляра золотоордынского времени, и в Казани, особенно на Урматском селище.
• БУЛГАРО-КАЗАНСКАЯ
АЛТЫН-бек ибн Ильгам, бежал от монгол в 40-е годы в Казань.
МАХМУД эмир ибн Алтын-бек (?). Возможный организатор защиты Казани от Менгу-Тимура и его приспешника князя Федора Черемного в 1277–1278 гг. Вероятно, был погребен в окрестности Казани.
ХАСАН (Хусейн) Назар (Милостивый) ибн Мухаммад ал-Булгари. Погребен в окрестности Казани где-то около рубежа XIII–XIV вв. В честь особых заслуг (возможно, предпринимал попытки возрождения Булгарии) имел тахаллус «ал-Булгари», т. е. булгарский.
АХМЕД «эмир великий» ибн Хасан (Хусейн) хаджа, т. е. был в хадже (паломничестве) в Мекке, умер в 1320 г., погребен в Булгаре. На нем, очевидно, пересеклась и казанская линия булгарских эмиров.
И это не случайно, ибо при ханах Узбеке (1313–1342 гг.) и Джанибеке (1342–1357 гг.) был практически ликвидирован суверенитет Булгара, прекратилась чеканка монет в Булгаре, Мухше и установилась единовластное правление ордынских ханов.
Практически этим воспользовались отдельные ордынские князья, не имевшие чингизидовской династии, но имевшие страстное желание стать ханами на окраинных ордынских землях. Так, в один и тот же 1361 г., как по уговору, «Булак Темер князь ордынский Болгар взял и все городы по Волзе и улусы и отня весь волжский путь, а иныи князь ордынски, Тагай имя ему, иже от Бездежа, а той Наручядь (Мухшу) ту страну отняв собе». Тогда же князь Мамай вместе с ордынским ханом из Мамаевой орды Абдуллахом «прииде за Волгу на горнюю сторону». Все эти князья никакого отношения к булгарским царям и князьям не имели, за исключением, пожалуй, Абдуллаха (Габдуллы), которого Ш. Марджани считает эмиром и полагает, что он правил в возрождающемся Булгаре в 1361–1368 гг.
Марджани вслед за сообщениями летописей под 1370 г., упоминавших булгарских князей Хасана (Осана) и княжеского (бекова) сына Салтана, считает, что это были булгарские, а не ордынские князья и даже эмиры. Последнее вполне возможно, так как ближе к концу XIV века в восточных источниках, причем таких далеких, как арабо-египетские (ал-Калкашанди), вновь начинает отмечаться эмир как титул булгарских царей. Но в это время все более возрастает роль других булгарских княжеств — Джукетаусского, Керменского и особенно Казанского, куда не позже рубежа XIV–XV вв. перешла, очевидно, не только политическая и экономическая мощь Булгарии, но и династии булгарских царей (эмиров). Об этом мы постараемся рассказать в последней книге настоящего тома, посвященной Казани, Казанскому княжеству и Казанскому ханству.
Глава 10
Религия, культура и искусство
Монгольские завоевания и вхождение Булгарии в состав Золотой Орды оставили глубокий след в развитии религии, культуры и искусства населяющих ее народов. С одной стороны, в условиях страшного разорения страны монголами, гибели ее многих городов и сел, уничтожения и бегства населения, разделения страны на собственно булгарскую и обулгаризированно-буртасскую (будущую мишарско-татарскую) части развитие духовных начал здесь, особенно в ранние периоды нашествия, приостановилось и даже регрессировало. С другой стороны, в связи с притоком в Булгарию нового населения, в том числе из цивилизованных стран типа Армении, Средней Азии (особенно Хорезма), Саксина, а также из кипчако-половецких, монголо-киргизских и карлукских степей, духовная жизнь и духовные ценности стали обогащаться, испытывать на себе новые веяния.
Все это происходило на фоне и в условиях превращения Орды уже с самого начала в мировую империю, раскиданную на огромной территории Центральной Евразии — от Хорезма на востоке до Балкан на западе, от тундры и тайги на севере до азербайджанско-малоазийских субтропиков на юге. К тому же сама Орда, или улус Джучи, в народе, а затем и официально называвшаяся еще и «Дешт-и кипчаком», была самым теснейшим образом связана с другими монгольскими улусами, протянувшимися от Египта и Сирии до северо-восточного Китая и до значительной части Индии. Со всеми этими странами булгары были тесно связаны прежде всего благодаря активной и разносторонней деятельности своих купцов и миссионеров. Тем самым они имели возможность через эти страны заимствовать (и заимствовали) многие достижения мировой восточной (арабской, индийской, центральноазиатской и китайской) культуры.
И не только восточной, но и западной, ведь Булгария была открыта и западным странам, как ближним, типа Руси и Прибалтики, куда в массе своей бежали булгары от ужасов монгольского нашествия, так и дальним, типа Италии, Франции и даже Испании.
Примеров тому немало. Так, в 1253 г. в Булгарии, по крайней мере в Булгаре и южных ее районах, где находилась летняя ставка Батыя, побывал французский монах из Фландрии Гильом де Рубрук из ордена миронитов, посланный королем Франции Людовиком IX к монголам. Много повидав в Булгарии, он с удивлением писал: «Булгаре — самые злейшие Сарацины, крепче держащиеся закона Магометова, чем кто-нибудь другой». Действительно, булгары и в послемонгольское время оставались стойкими мусульманами-суннитами, придерживавшимися, как и ранее, мазхаб ханафитского толка. Да и монгольские, и золотоордынские ханы, начиная с Батыя, старались привлечь на свою сторону мусульманское духовенство, справедливо полагая, что это даст возможность окончательно привести в покорность гордое и непокорное население Булгарии.
Известно, что Батый — первый из ордынских ханов, хотя и оставался язычником, вернее шаманистом, уже благосклонно относился как к мусульманскому, так и к православному духовенству завоеванных Булгарии и Руси. Свидетельством этого следует считать и то, что в Булгаре, первой ставке Батыя на Волге, почти сразу же начинается воздвижение белокаменной величественной Джами мечети. Еще дальше пошел фактический преемник Батыя, его брат Берке хан, который, как считает М.А. Усманов, «еще при жизни Бату принял ислам, покровительствовал мусульманскому духовенству, а став ханом, еще более активизировал свою приверженность исламу, чем и снискал уважение мусульманских авторов».
Берке, очевидно, принял мусульманскую религию по инициативе булгар. По сообщению источников Берке, он, как и все последующие ханы-мусульмане, исповедовал ислам суннитского толка. К тому же именно при Берке булгарским купцам был открыт путь на рынки всех ордынских земель, а также в Египет и Сирию, вошедших под ордынский протекторат в 1260 г., Индию, Китай и других стран. Благодаря поддержке Берке, а затем и последующих ханов купцы Булгара не только торговали в этих дальних странах, но и брали на себя сбор ордынской дани на подчиненных Орде землях, как это случилось под 1283–1284 гг., когда два брата бесермянина (булгары-мусульмане) откупили такое право в Курско-Липовецкой земле на Южной Руси.
Ислам в Булгарии и в ордынское время оставался мусульманской религией суннитского толка и ханафитского мазхаба, т. е. ориентированной на Среднюю Азию и прежде всего на Хорезм. Однако в ордынское время происходят значительные изменения и добавления в толкование и использование ислама, в том числе и его атрибутику. В первую очередь это было вызвано монгольским нашествием и общим тяжелым состоянием булгарского общества в период этого нашествия. К тому же булгарские общественные и религиозные течения находились в тесной связи с общим развитием ислама в мире.