Моника 2 часть
Шрифт:
– Хорошо, хорошо… – успокоилась Айме, начав писать, но вдруг засомневалась и порвала бумагу. – Не могу я так продаться! Подожди-ка… Ты умеешь писать, Ана?
– Я писать? Ну и ну! Я могу считать и мило рисовать. Янина умеет писать и читать. Ее обучал учитель, как и белых детей. Она единственная из слуг, кто умеет писать. Но вы не доверяете ей… К тому же, если сеньор Хуан не видел вашего почерка, то не поверит, что это ваша записка…
– Он никогда не видел моего почерка. Подожди… подожди… Я могу написать на бумаге, которая не слишком подвергнет меня опасности. Да, так, он поймет.
Она писала быстро и уверенно двусмысленное, высокопарное письмо, которое было, несомненно, душераздирающей мольбой. Затем она сложила его вдвое, вложила в конверт дрожащими пальцами и прошептала:
– Для Хуана… Для Хуана Бога… Да… Лучше так…
– Хуан Бога? – удивилась служанка.
– Кое-кто так зовет его… Он поймет прекрасно… Но ты скажи, что оно от меня, что я в самом деле больна, писала и отчаянно плакала… Иди… Иди, беги, не опоздай в повозку…
– Ерунда, хозяйка! Меня повезет Эстебан, он мой друг, что бы ни случилось…
Айме насильно подтолкнула служанку и повернулась к окну. Последний луч солнца исчез и одна звезда, огромная, сверкающая, блистала на синем блеклом небе, над вершиной Мон Пеле…
– Ну, Ренато, в конечном счете…
Отчитываясь о делах, голос нотариуса стих, но Ренато Д`Отремон не слушал… Он стоял со скрещенными руками посреди просторной комнаты, которая когда-то была кабинетом его отца; голубые глаза изучающе пробежали по книжным полкам, доходившим до потолка, как будто задавали вопрос старым томам, и стремились сорвать скрытую тайну…
– Почему ты так смотришь, мальчик?
– На этой панели… Да… За этими книгами, не знаю чуть выше или чуть ниже, но за ней есть дверка сейфа… Это был скрытый специальный железный ящик по моде прошлого столетия… Уверен, папа хранил там ценные бумаги, важные вещи…
– Твой отец имел текущие счета во всех банках Сен-Пьера. Не думаю, что он хранил что-то важное в тайниках своего кабинета.
– Ну что-то же хранил. Ноэль, более одного раза, еще ребенком, я видел, как отец что-то рассматривал. Последний раз это было в ночь перед рассветом, когда его привезли умирающим в результате несчастного случая… Этот дом старый. Он получил его от моих дедушки и бабушки… Его расширили и отремонтировали во многих местах, но кабинет никто не трогал с тех пор…
– Действительно, в кабинете была тайная дверца в том углу, и ты знал о ней, когда был ребенком. По крайней мере, так мне сказала донья София этим утром…
– Мама? Вы говорили с ней утром?
– Я уже совершил оплошность, рассказав тебе об этом; но в конце концов, ты уже взрослый и нельзя скрывать очевидное. На самом деле, сынок, мы разговаривали… Она вошла сюда, когда я менее всего ее ждал, как раз в эту дверь, и сильно напугала меня…
– Почему моя мать пришла сюда так? Чтобы избежать Хуана, да? Чтобы не видеть его даже издалека…
– Хорошо сынок, да. Бесполезно отрицать. Твоя мать ненавидит его… и даже хуже: боится его. Иногда кажется глупостью и суеверием поддаваться этому, но когда сердце матери предупреждает…
– Не говорите глупостей, Ноэль. Вы тоже боитесь Хуана Дьявола, и не из-за сердечных
– Хуан ничего не знает, сын мой…
– Вы должны знать, Ноэль, и моя мать тоже… И что Хуан есть в этих бумагах, которые прятал отец. А после этого произошла единственная неприятная и постыдная сцена, которую я помню с детства… Я предпочту не говорить об этом, но снова спрошу у вас, Ноэль: Что в Хуане пугает мою мать и вас? Скажите правду… правду, суровую, кажущуюся неприятной…
– Ну сынок, я лишь боюсь твоего характера, порывов, малого опыта…
– Но моя мать всегда его боялась. С самого его детства он внушал ей ненависть и ужас, а теперь она избегает смотреть на него, потому что его присутствие причиняет ей страдание. Когда она повернулась к нему, то стала такой бледной, что я испугался, что она упадет без чувств. А знаете почему? Хуан потрясающе похож на моего отца… Возможно, это совпадение… а может и нет. И столько всего вокруг этого дела, что я…
– Ренато, сын мой… умоляю… – прервал его Ноэль в глубоком замешательстве.
– Прошу вас помолчать, Ноэль. Я уже взрослый человек. Я знаю жизнь и не буду пугаться, что отец дал мне брата, незаконного. К чему это возмущение? К чему этот страх, Ноэль?
– Это не страх, это беспокойство и печаль… Как ты догадался? И как воспримет твоя мать, что ты теперь знаешь?
– Значит, это правда! Успокойтесь, успокойтесь, Ноэль, я не подстроил вам ловушку. У меня было моральное убеждение… У меня оно с давних времен… Думаю, с детских лет, хотя и неосознанно. Я ни на один миг не переставал думать об этом, потому что это беспокоило меня, но теперь я взрослый и не вижу сложностей. Вчера вечером у меня не выходили из головы эти книжные полки. Видите? В одной из них, в одной из этих трех находился потайной ящик…
– Зачем искать потайные ящики? – рассматривал их Ноэль, признав себя побежденным.
– Точно. Для чего? У меня есть убеждение и мне его достаточно, но мне интересны подробности. Как обстояли дела? По какой причине мать была такой беспощадной? С каких пор Хуан знает, кто он?
– У твоей матери нет вины, сын мой, она много страдала и до сих пор мучается.
– Полагаю, ваш тайный разговор был касательно этого дела…
– Да, сынок, это так. Теперь она расположена быть щедрой…
– Конечно же, чтобы Хуан ушел. – печально проговорил Ренато.
– Ну сынок, не нужно слишком просить у женщины, чья жизнь была испорчена и разрушена по причине той любви, которая дала Хуану жизнь. Она хотела стереть оставленные следы, забыть о невыносимом прошлом, видеть тебя счастливым без груза неприятных происшествий в жизни, ее нельзя упрекнуть за это. Я всегда чувствовал к Хуану жалость и привязанность…
– Я прекрасно знаю это и по этой причине меня удивило ваше поведение в последние дни. Касательно его рождения… что сделал Хуан, что вы так изменились по отношению к нему?