Моника 2 часть
Шрифт:
– Ребенок… да… ребенок мог бы спасти меня!
Наклоняя белый корпус, разрезая голубые воды острым носом, на всех парусах шел Люцифер, огибая с подветренной стороны цепочку островов, похожих на гигантское изумрудное ожерелье… Суровые и плодородные острова Тобаго, Гренада, Сен-Винсент, Сент-Люсия, Мартиника, Доминика остались позади с их высокими горами, густыми лесами, крутыми скалами, узкими берегами, свирепо разрушенными морем. Теперь Люцифер приостановил ход, разворачиваясь правым бортом, снова натянул белые паруса и стал держать курс прямо на скалистые склоны
На твердом ложе металась изящная голова Моники, ее профиль выделялся еще сильнее и явственнее, на висках была испарина, шелковый клубок светлых волос, сомкнутые веки с густыми ресницами и пылающие сухие губы, с которых соскальзывали слова, словно в молитвенном исступлении:
– Нет… Нет… Сначала убей меня… Убей, Хуан Дьявол… Убей… Никогда не буду твоей… Убей… убей и выбрось мое тело в море… Убей меня, Хуан Дьявол…
Нетерпеливо Хуан встал на ноги; затем очень медленно снова сел. Перед ним стояла маленькая емкость, тряпки, смоченные в уксусе, которые он с терпением санитара накладывал на лоб измученной больной. Мрачное выражение Хуана Дьявола сделалось унылым; брови нахмурились, горькая гримаса растянула губы. Лишь странный свет блестел в темных и выразительных глазах, как сострадание, беспокойство, даже угрызение совести…
– Капитан, мы уже в ущелье. – сообщил Сегундо, приближаясь к Хуану.
– Почему ты заходишь так? Почему пришел сюда? Выйди из комнаты!
– Твоя никогда… Никогда, Хуан Дьявол… – продолжала Моника свою песню.
Хуан гневно подошел к моряку, который прыжком отступил к другой стороне двери, глядя прямо в лицо своего капитана, почти вызывающе. Хуан спросил:
– Что с тобой, болван?
– Я бы хотел поговорить откровенно, – решился Сегундо. – Как говорил с вами всегда, мне не нравится, что происходит… Эта сеньора, которую вы привезли…
– Эта сеньора моя жена!
– Что? Как это? – воскликнул Сегундо предельно потрясенный.
– Моя жена, мы поженились вчера вечером и проклятые бумаги, подтверждающие это, должны лежать где угодно. Можешь поискать их, если тебе так интересно!
– Но этого не может быть, капитан! Вы, женаты!
– Да… Я, женат. Разве я не могу жениться, как и все остальные? Тебе кажется это странным? Тем не менее, ты бы посчитал естественным жениться; ты бы женился, когда захотел, привез бы в дом жену, оставил ее вместе с матерью, когда поехал в плавание, у нее была бы твоя фамилия, она была бы отмечена твоим именем, как молодая кобылица… Жена Сегундо Дуэлоса… Сеньора Дуэлос, не так ли? А сейчас ты думаешь, что у меня нет дома, матери, фамилии, которую я мог бы дать… Ты подумал об этом, правда? Отвечай! Ответь, что подумал об этом, и я раздавлю тебя!
– Вы спятили, капитан?
Усиленно Сегундо избежал рук, которые словно крючки рвали его ветхую рубашку. Он отступал до самого края борта, и оттуда снова с отвагой говорил с мужичиной, который казалось готов был разорвать его на части:
– Не злитесь так, капитан. Я никого не обижаю, даже не думаю об этом. Я лишь хотел сказать, что эта сеньора… ваша сеньора, больна… Которую вы засунули в эту шхуну, почти волоча за собой, и если мужчина, какого черта, и если мужчина ведет себя так с женщиной, обращается с ней как вы…
– Что? Что? – взбесился Хуан. – Ты хочешь добраться
– Я хотел бы, чтобы вы лучше обращались с ней, капитан. И если это ваша жена…
– Я буду обращаться с ней так, как она заслуживает. Я делаю то, что хочу, на берегу и на море, а ты должен делать то, что я приказываю: двигайся на Гран Бур и найди лучшего доктора… Лучше, чтобы ты нашел его! И привези, понял? Привези, предложи все, что попросит, но чтобы он был на этом корабле… Иди!
Люцифер был уже у плодородного берега и равнины Мари Галант. Над берегом различались стены казарм, темные камни старой крепости, высокие дымящиеся печные трубы сахарных фабрик и красные плоские крыши городка Гран Бур, столицы этого французского островка…
Высокий человек, стройный, с землистой кожей и светлыми волосами, чинно одетый в черное, стоял в каюте Люцифера у голой кровати, где в беспамятстве и лихорадке тряслось изнуренное тело – казалось, Моника де Мольнар отдавала душу, мучаясь… С серьезным выражением доктор наклонился, чтобы прослушать, затем отошел на шаг и продолжал смотреть на нее. Взгляд доктора пробежал по обстановке и сделал знак мужчине, который проследовал за ним до двери и встал напротив, скрестив руки, с отросшей щетиной, неряшливо одетый, еще более грубый и дикий, каким еще никогда не казался…
– Это место менее всего подходит для этой больной, – заверил доктор. – Здесь не хватает самого необходимого, простите, если говорю откровенно, но на мне лежит большая ответственность…
– Вы хотите сказать, что не позаботитесь о ней?
– Я хочу сказать, что сделаю все возможное, но предпочтительней высадить ее с корабля. В Гран Буре есть хорошая больница… Мы можем поместить ее туда, если вы хотите продолжить путешествие.
– Я не оставлю ее нигде. Мы подготовим корабль и приобретем все необходимое, и заплатим вам за ваши услуги…
– Ладно… это мне уже сказал парень, который нашел меня. Но не тратьте так деньги, сеньор. Моряк, который пришел ко мне в дом, сказал, что больная – жена капитана…
– Капитан перед вами, и надеюсь, вы расскажете, что у нее, и как вы ее находите. Мальчик, который ухаживал за ней, думает, что она заразилась от больных во время эпидемии, развернувшейся там внизу на Мартинике…
– Хорошо… Вы едете из Мартиники… Там часты эпидемии… В самом деле, очень легко подхватить эту лихорадку, особенно при контакте с такими больными. Будь что будет, но ее состояние ухудшается, ей все хуже. Если говорить откровенно, скажу, что ваша жена находится в припадке ужаса… Если говорить не о заражении, то речь идет о мозговой лихорадке. В любом случае, она отягощена ужасом, страхом, бесспорно влиянием тяжелейшего душевного несчастья…
– Сеньора очень чувствительная, правда? – проговорил Хуан с сухой иронией.
– Я думаю, наоборот, она очень храбрая и стойкая, – серьезно опроверг доктор. – Она была уже больна, когда вы предприняли это путешествие? Если так, то было безумием брать ее на корабль. По правде, я не понимаю…
Доктор прикусил губу под суровым, холодным, режущим взглядом Хуана. Он сделал несколько шагов внутри каюты, посмотрел на Монику, а затем вернулся к Хуану, где тот неподвижно ждал, скрестив руки…