Моника 2 часть
Шрифт:
– Вы не боитесь оставлять ребенка одного на борту?
– Колибри? Ба! Он один побывал в наихудших местах. Он не боится; наоборот, он рад, что на нем лежат такая ответственность. К тому же это ненадолго. Немного погодя я научу его работать веслами, чтобы ему было проще добираться до пляжа. Мать Голландия еще не приветствовала его в порту Саба, и не думаю, что это нужно. Здесь принимают немногочисленных посетителей, и чем меньше, тем лучше…
– Никогда не видела такого прекрасного острова…
– Взгляни отсюда, разве не рай? Но появились уже уголки ада… Где есть больше сотни
Он греб, медленно огибая скалистый берег, пока не обнаружил блаженный заслон пляжа. Виноградники и кокосовые пальмы наводили тень, доходя почти до самого берега моря. С быстротой юнги он выпрыгнул; резким рывком затащил лодку на песок пляжа, и прежде чем она свалилась набок, Хуан подхватил Монику, как перышко, и понес ее на руках в тень пальм…
– Ахаха! Вот мы и овладели землей Саба… Прекрасный вид, правда?
Стояла священная тишина, которая спускалась с голубых небес теплым и пахучим воздухом… Аромат перца, гвоздики, мускатного ореха, старый запах островных пряностей, о которых грезил Колумб и мечтательные мореходы XV века… аромат, который Моника вдыхала с непроизвольной жадностью, впитывая, как новую силу, в которой нуждалась молодость; чувство отличалось от любви, от предметов, жизни… как будто женщина выходила из глубины ненастоящего, чтобы вновь наслаждаться обычными вещами: светом, воздухом, здоровьем, которое вернулось к ней и неслось по крови, и что ей чуть больше двадцати…
– Мы уже недалеко от «Боттом», или по-нашему «Дно». Так называется главный населенный пункт острова Саба, лучше сказать, единственный населенный пункт, так как остальные все равно что рыбацкие деревушки. Боттом находится на месте потухшего вулкана. Его построили старые голландские моряки… В городе просторные, основательные, чистейшие дома, как на островах Кюрасао и Бонэйр… Ты никогда не видела этих островов, Моника?
– Нет, Хуан…
– Увидишь. Они того стоят. В другом стиле, и такие же красивые, как на острове Саба.
Без сурового властного взгляда, без неприятной саркастической гримасы, которая делала лицо жестким, он казался сейчас совершенно другим человеком, спокойным, молодым и искренним! Жгучие, темные и преданные глаза смотрели вперед… Сладостный и чувственный рот мог бы казаться нежным, если бы не волевой подбородок и широкие челюсти, которые переходили в квадратную шею, крепкую и сильную… Он не был празднично одет, как остальные моряки. Он равнодушно ступал по камням и колючкам сильными босыми ногами. Он был красивым, мужественным и крепким, с варварской красотой острова Саба, чей вулкан находится посреди морей. На этих полу-девственных землях и в каюте Люцифера это был не тот неприятный, жестокий, дикий и необузданный человек, который поразил Монику в долине Д`Отремон… У него не было нахального взгляда и оскорбительной ухмылки, с которой он приблизился к окнам старого дома в Сен-Пьере… Моника смотрела на него и спрашивала себя, почему он так изменился, пока тот не заговорил, будто отвечая на ее размышления:
– Как странно иногда время мчится, не правда ли? Словно сотня лет прошла с тех пор, как мы уехали с Мартиники,
– Нет, ради Бога! Как я могу докучать вам?
– Здесь не знают карет и лошадей. Мулы и ослы – это все, что можно встретить. Женщины голландских колонизаторов имеют обыкновение ездить в паланкине или на руках раба…
– Не может быть! Они используют людей в качестве животных?
– Это достопочтенные люди, – насмешливо подчеркнул Хуан. – Сюда привозят много рабов из Африки, а также из Европы. Еще сто лет назад их продавали на этих островах в тюремных кандалах. Огромный улов преступников городов Англии, Франции, Голландии… Воры, пираты, карманники, бродяги без профессии или бедняки без имени и состояния. На пристани их продавали с аукциона на год, пять, десять лет, а в этом климате они умирали или их обменивали. Забавно, не так ли?
– В этом нет ничего забавного… Это слишком жестоко…
– А что еще человек творит на свете, кроме жестокости? Фундамент замков и дворцов укреплен слезами, кровью, потом агонии тысяч несчастных, изнемогавших от усталости. Благодаря этому мы имеем цивилизацию… Если бы мир был хорош, то не было бы мира, Святая Моника, был бы земной рай…
– Святая Моника… – пробормотала она медленно. – Как же долго вы не называли меня так…
– Да, – весело подтвердил Хуан. – Согласно нашему новому календарю – целых сто лет. Ты же, наоборот, не зовешь меня Хуан Бога…
– Теперь как никогда я могла бы вас так звать. Если правдой была мысль оставить меня на Мари Галант …
– Да, это было правдой, – подтвердил с грустью Хуан. – Но кое-кто решил сорвать эту идею, и как я сказал, ты заплатила за чужую вину.
– Хотите сказать, что в конечном итоге отвергли эту мысль? – опечалилась Моника.
Хуан избежал обеспокоенного взгляда, тряхнул головой, словно испугавшись мрачной мысли, которая внезапно охватила его. Затем решительно поднял Монику на руки, которая испуганно возразила:
– О, ради Бога! Что вы делаете?
– Несу в город… Не хватает пройти немного… – Почти бегом, босыми ногами, он взобрался на гору с невероятной тигриной ловкостью. Казалось, Моника была пушинкой в его сильных руках и со страхом ухватилась за его шею… Она вновь почувствовала, что не хозяйка даже своей жизни и сдалась, закрыв глаза. Как можно бороться против этой слепой силы? Это было так же бесполезно и глупо, как противостоять силе бури, как ухватиться руками за свистящее дыхание циклона… Она принадлежала ему, этому мужчине, который нес ее на руках на гору, как если бы захотел швырнуть ее в ямы, видневшиеся по обеим сторонам узкой дороги, как мог бросить ее в море или оставить умирать в каюте Люцифера. Она жива благодаря милосердию варвара, который клялся, что не будет иметь жалости и сострадания… Какой защитой и теплотой духа окутало ее! Какая странная и жгучая сладость капля за каплей сочилась в ее душу, которой она осмелилась наслаждаться! Они уже поднялись и остановились, он мягко поставил ее на землю…