Моника 2 часть
Шрифт:
– Янина, почему ты так говоришь? – сурово прервала София.
– Вы не знаете того, что знаю я, крестная…
– Возможно, я не знаю, но нехорошо, что ты так выражаешься. К тому же, я хочу знать причину, почему ты так говоришь. Кто тебе рассказал? Ты видела или что-то слышала о…?
Янина держала руки на груди, вновь ощупывая твердую бумагу письма, но ее лицо оставалось бесстрастным, ничто не выдало костер, сжигавший ее… Мягко и вежливо оно солгала:
– Я лишь знаю, что только это хотела сказать вам, крестная. Простите меня…
– Ничего…
– Благодарю вас, крестная. Я не ждала от вас и меньшего. – заметила Янина холодно, хотя и вежливо.
– Знаю, что ты прошла через неприятность… Иди отдыхай. Ты кажешься нервной и нетерпеливой… Иди, иди поищи дядю, поговори с ним об этом, скажи, что он вернется во Францию не с пустыми руками, а с деньгами, чтобы жить, не работая, или открыть свой счет или маленькое дело…
– Благодарю вас еще раз, крестная.
Янина автоматически поцеловала руку Софии, а затем удалилась. Перед закрытой дверью кабинета она остановилась и руками коснулась письма. Чувствуя стук сердца и на губах огненный жар безнадежной страсти, которая горечью обиды жгла ее как никогда, и злобно пробормотала:
– Выгонять меня из этого дома, отдалять меня от него… Посмотрим! Посмотрим, кто уйдет!
Пройдя быстро и нервно, Айме дошла до конца конюшни, пристально всматриваясь… Бывшего мажордома не было ни там, ни в хлеву, ни в батрачном отсеке, ни на разрозненных участках земли, где хранился корм для скота. Айме ускользнула от неожиданной встречи с сонным парнишкой, который охранял, прошла под арками и задержалась с удивлением перед изящной темной фигуркой, которая вскарабкалась на груду сена, поедая что-то тайком.
– Колибри, что ты здесь делаешь?
– Я… я, ничего… ем… Но я не крал пирог. Ана сказала мне…
– Подойди и не говори громко. Где Хуан Дьявол? Почему ты не с ним, как всегда? Не знаешь, где он? Отвечай!
– Но я не знаю, где он, хозяйка, я правда не знаю. Он ушел утром на завод… – И таинственным тоном добавил: – Он забрал двух лошадей… Сначала одну, потом другую, и сказал, чтобы я ни с кем не говорил, ничего не говорил, если меня будут искать и спрашивать, и я спрятался. Я весь вечер прятался, пока не ушел этот дурной старик, который бьет людей… Баутиста, не он ли?
– Баутиста? Баутиста ушел?
– Да, хозяйка, ушел. Он положил одежду в мешок, две буханки хлеба, сыр… Затем положил мешок в переметную сумку черного осла, который стоял с той стороны, одел куртку и шляпу, взял ружье, влез на осла и уехал…
– Баутиста ушел… ушел…! – пробормотала Айме в замешательстве. – А твой хозяин, Колибри? Скажи, что знаешь, где он. Скажи мне!
– Вы ведь знаете, так как вы новая хозяйка,
– Что? Что все?
– Корабль находится на маленьком пляже, рядом с заводом, и этой ночью в двенадцать хозяин ждет вас в церкви, и вы пойдете с ним… Мы с вами пойдем к нему!
Айме прикрыла глаза, чувствуя, как что-то холодное пробежало от ног к голове. Это был страх, ужас… все это было правдой, дышало правдой от простодушных слов мальчугана, который приблизился и сказал таинственным тоном, со сверкающими черными глазами на темном лице, одновременно взволнованном и испуганном. С тревогой Айме посмотрела по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не слышал слов мальчика… Затем подумала о письме, попавшем Бог знает в какие руки. Но какое значение имеет эта бумажка против срочности настоящего момента? Люцифер прятался неподалеку, поджидал и был готов для отплытия, кто знает в каком направлении, в какие приключения, какие гавани… Люцифер, смешной кораблик, где воля Хуана будет всемогущей, где она будет подчиненной, как рабыня, под его властью, потеряв все: богатство, достоинство, положение, права… даже имя. Она соединила руки, подняла глаза к небу… Если бы она умела, то молилась бы сейчас; молнией пронеслось в ее мыслях имя:
– Моника! Моника! Она может спасти меня… Только она…!
Словно хищница, Айме пересекла широкую площадь, которая отделяла конюшни от роскошного центрального строения, но не повернула налево… Она пошла прямо в гостевые комнаты, пересекая парадную каменную лестницу, соединявшуюся с дверью комнаты Моники, и беззвучно открыла засов, неожиданно проникнув в комнату…
Моника медленно поднялась с колен со скамейки, где молилась, и понемногу ожидающая Айме овладела чувствами, тревогой, отчужденностью, соединив руки и переживая настоящую агонию…
– Что с тобой, Айме? Чего тебе? Почему ты ищешь меня?
– Не знаю, зачем я пришла, и не знаю, как я рискую, обращаясь к тебе… Я не заслуживаю твоей помощи и поддержки. Я заслуживаю, чтобы ты повернулась ко мне спиной, чтобы выкинула меня отсюда, даже не слушая…
– Говори, я слушаю тебя…
– Нет, я даже не осмеливаюсь говорить… Прости меня… Я пропала, если ты меня не спасешь, не поможешь, если не остановишь его!
– Остановлю кого? – торопила Моника, по-настоящему обеспокоенная.
– Хуана Дьявола…! – взорвалась Айме.
– Ах! – успокоилась Моника. – Я думала…
– Ренато ничего не знает. Он верит мне непорочно, чисто, невинно, и для меня не имеет значения умереть хоть сотни раз, при условии, что он будет продолжать мне верить… Это ради него, Моника, клянусь тебе, ради него… Ради Ренато я не хочу совершать бесчестье! Как могу я разбить сердце такому хорошему человеку? Как могу испортить навсегда его жизнь? Как могу я вонзить ему кинжал разочарования? Я прошу тебя помочь мне, прошу спасти меня, ради него, Моника… Ты понимаешь… Сестра… Сестра…!