Моника 2 часть
Шрифт:
Он спрыгнул на землю, волоча и не отпуская Монику, железные пальцы впились в белые запястья, а губы в свирепой гримасе, в которой не было ничего похожего на улыбку, едко проговорили:
– Тебе пугает брачная ночь, невинная голубка?
– Отпустите меня! Грубиян, мерзавец! – Моника напрасно пыталась освободиться из рук Хуана.
– Не кусайся, потому что останешься без зубов, а это было бы обидно. Нельзя будет их исправить, а они такие красивые, такие прелестные, как и у твоей сестры. Айме великолепна, знаешь? А это идет из семьи. В конце концов, думаю, что все не так
– Хватит, оставьте меня! – вышла из себя Моника. – Если хотите, смейтесь, устрашайте, доводите до отчаяния, сводите с ума, мстите, потому что я ваша единственная жертва.
– Во всяком случае, жертва по доброй воле. Я не заставлял тебя выходить замуж, настоятельница. Тебя заставил Ренато, – Хуан прервался, чтобы послушать шум приближающихся весел, и крикнув, приказал: – Подходи к этой стороне, Сегундо. – И шепнул Монике: – Я понесу тебя на руках, чтобы ты не намочила свои ножки.
– Хватит глупостей! Оставьте меня, уходите, берите свою лодку и отплывайте!
– Какая ты забавная, Святая Моника! Было бы даже странным, если бы ты вошла туда добровольно. Думала, все так просто? Думала, достаточно сказать: «Оставь меня в покое, забирай свою лодку и проваливай», чтобы я подчинился, как пес? До какого предела может дойти твой эгоизм и высокомерие? – вне себя от гнева, он крикнул: – Хватит! Я уже поплатился за эти просьбы, знаю, что они означают, чего стоят и чему служат. Я знаю, чем оборачиваются твои мольбы и слезы. Это значит попасть в ловушку, заплатить жизнью за свою слабость. Однажды тебе удалось, но больше этого не случится. Я никого не пожалею, а тебя – меньше всех! В лодку, на корабль! Ты вышла за меня замуж, и ни ты, ни твоя сестра больше не будут смеяться. Я затащу тебя даже волоком!
Терзаемая и увлекаемая стальными руками, которые властно держали ее хрупкую талию, потеряв дар речи, Моника видела спасительную маленькую дистанцию в один прыжок, отделявшую землю от лодки. Повелительно Хуан приказал Сегундо:
– К носу Люцифера, и греби изо всех сил. Быстро!
– Не будем ждать мальчика? – нерешительно спросил помощник. – Оставим его на земле?
– Приплывет, чтобы больше не опаздывал! Давайте, гребите, поехали!
– Нет! Нет! – умоляла Моника отчаянно. – Вы, сеньор моряк, послушайте…
– Он не видит, не слышит и не сделает ничего без моего приказа. Тебе понятно? – и обратившись прямо к помощнику, потребовал: – Поторопись, плыви быстрее! Бросай конец.
– Но, капитан… – проворчал Сегундо.
– Не вмешивайся в то, что тебя не касается, не ищи того, что не терял, потому что не найдешь! – и повернувшись в Монике, подчеркнул шепотом: – Видишь, что все бесполезно? Закон и сила на моей стороне, а это веский довод. Таков приказ. Поехали! – в этот момент вдалеке послышался грохот, предвестник бури, Хуан саркастично проговорил: – И как всегда, небо меня поздравляет. – Затем крикнул Сегундо: – Поднеси лестницу, идиот! – и снова обратив внимание на Монику, усмехнулся: – Она не из мрамора, а из канатов. Но не важно, я подниму тебя на руках. Как на Доминике и Ямайке. Невесту на руках.
Мгновение – и он уже на палубе на крепких и сильных ногах. Опустилась
– Капитан, минутку. Эта женщина…
– Ты требуешь от меня отчет? – разъярился Хуан. – Проваливай, уйди отсюда!
Он пинком открыл дверь единственной каюты корабля, и вмиг дверь закрылась за ними.
– Нет! Нет! – кричала Моника вне себя от страха. – Вы мерзавец, настоящий мерзавец, не может быть, чтобы эти мужчины не пришли мне на помощь! Пожалуйста, помогите!
– Замолчи! – разгневанный Хуан преградил путь, пытаясь закрыть ей рот. – Никто не войдет сюда, и если кто-то решится постучать в эту дверь, то я убью его! Это опасно, и все об этом знают.
Он свирепо швырнул ее на койку, а она замерла, закрыв глаза, приоткрыв губы, словно силы ее покинули, и погрузилась в бессознательное состояние, разгоряченная кровь побежала по венам, и бред лихорадки красным облаком пронесся по закрытым векам.
– Наконец ты решила утихомириться и замолчать, – Хуан ненадолго замолчал и, взглянув на нее, удивился: – Моника! Моника! Что с тобой? Что произошло? Ты притворилась больной? Думаешь посмеяться? Ну уж нет. Нет! Ты слышишь? Ты моя, принадлежишь мне, я буду обращаться с тобой хуже, чем с рабыней! Я не сжалюсь, не буду слушать твои мольбы, ты не тронешь меня просьбами, даже если будешь умирать и страдать. Слышала? Хватит притворяться! Поднимайся! Поднимайся!
Он безуспешно тряс ее, и снова бросил, в бессильной злобе глядя на нее. Нет, она не притворялась. Ее тело стало мокрым, покрылось мучительным потом, а щеки, такие бледные, зажглись лихорадочным румянцем. Сильной рукой расстегнул Хуан черный корсаж, и на посмотрел на белую безжизненную шею. Неловко он поискал пальцами пульс и нащупал биение крови, которая становилась горячее из-за повышающейся температуры. Мягко он оставил ее и сделал несколько беспорядочных шагов по каюте, как вскоре послышались несколько деликатных стуков в дверь, позвал голос Сегундо:
– Капитан, капитан!
– Какого черта? – разозлился Хуан, открывая дверь. – Как ты осмеливаешься?
– Простите, капитан, но мальчик стоит на пляже и кричит. Его и вправду нужно оставить на земле?
Помощник говорил, с любопытством наблюдая за лицом Хуана. Затем выпрямился, пытаясь через плечо взглянуть, но крепкая рука капитана Люцифера резко отодвинула грубияна, обвиняя:
– Что смотришь, болван? Проваливай искать мальчика. Возьми его на борт и сразу же поднимай якорь, направляйся по ходу ветра.
– На северо-востоке отмечают бурю, капитан.
– Ну тогда бери курс на бурю и все дела! Иди уже! – он закрыл дверь и повернулся к голым спальным доскам. Там лежала неподвижная Моника, которая тяжело дышала, приоткрыв рот. Светлые волосы разметались нимбом вокруг головы, которая время от времени двигалась. Руки еле шевелились, поднимаясь и опускаясь на груди в ритме сердца, которое горело в лихорадке. Хуан взглянул на нее, отошел и воскликнул с гневом и яростью:
– Моника де Мольнар, ничтожная и лживая!