Моника 2 часть
Шрифт:
– Что это? Что значит весь этот ужас и произвол?
– Умоляю тебя успокоиться, Моника. Ничего не произошло, ничего.
– Как это ничего не произошло? Они арестовали корабль! Забрали Хуана. Это какая-то ужасная ошибка. Кто все это сделал?
– Я… – мягко признался Ренато.
– Ты, ты? – удивилась Моника, исполненная негодования. – Не может быть! Ты сошел с ума! Что тебе сделал Хуан? Где Хуан?
– Идем со мной. Ты узнаешь все со временем и успокоишься. Хуан там, где должен находится!
–
– Сегундо, это ты?
– Да, капитан. Нас схватили. Вас в консульстве порта. Нас в таверне «Гаскон» и надели наручники.
– А теперь мы где?
– В трюме «Галиона».
– На «Галионе»? Но почему мы на «Галионе»?
– Кажется, нас приказали отправить в Сен-Пьер с кучей полицейских.
– Где остальные?
– В другом трюме. Нас с вами бросили сюда, потому что мы сопротивлялись.
– А я даже не успел оказать сопротивление! Но если все здесь, где «Люцифер»? Где Моника? Вот негодяи!
– С сеньорой Моникой не случилось ничего. С ней ничего.
– Как? Что ты говоришь, идиот? Хороши же вы! Я должен кричать, возражать, должен узнать, куда увезли Монику! Если они поведут себя с ней, как с какой-нибудь…!
– На «Галион» пришел некий человек, к которому обращались «дон Ренато Д'Отремон и Валуа». Пока нас везли, я слышал, что сеньора его свояченица.
Хуан бешено встал на ноги, хотя его связали. Веревки впились в ноги, оставляя фиолетовый след. Как тигр, он крутил головой и возмущенно бормотал:
– Ренато? Несчастный! Это Ренато, который…?
– Прибыл не один дон Ренато, как я сказал, а вместе с береговой охраной и оказался на «Люцифере», когда нас схватили.
– Я знал! Это был он, он!
– Капитан, пришли! – сообщил Сегундо. – Осторожнее! – Действительно, послышались шаги за дверью, которая быстро распахнулась, и кто-то жестко толкнул тельце, которое Хуан сразу же узнал. Он воскликнул, как только железная дверь закрылась:
– Колибри, где твоя хозяйка? Где она?
– Осталась на корабле, капитан. Осталась с сеньором Ренато.
– С сеньором Ренато?
– Он прибыл, когда хозяйка разговаривала с солдатами. Он подбежал к ней, и они обнялись.
– Обнялись! – повторил Хуан, выдавливая слова.
– Да, капитан. Он сказал: «Наконец, моя бедная Моника», она обняла его и заплакала.
– Нет! Не может быть! – отверг Хуан, словно это рвало его душу.
– Я же сказал, капитан, – проговорил Сегундо с горьким спокойствием. – За хозяйку не надо беспокоиться. С ней не станут плохо обращаться.
– Ты объяснишь, Ренато, почему так поступил? Что это значит? Где Хуан?
– Моника, дорогая, минутку. Я все объясню тебе, но успокойся.
– Я не могу больше! Прошло несколько часов, а ты так и не прояснил ничего. В который раз я прошу объяснить. Ты сказал, что это по твоему указанию. Почему? Я хочу знать, почему! Хочу знать, почему ты запер меня здесь! А больше всего хочу знать, где Хуан! Ты объяснишь мне наконец?
– Я все тебе объясню. Но не могу сразу ответить на десять вопросов. Ты не присядешь и не выслушаешь меня?
Моника замолчала и вздохнула. Они находились в просторной комнате с побеленными стенами с деревянными решетками, с блестящими полами из красной плитки. Этот дом одиноко стоял посреди сада, на окраине Розо, массивная постройка, возвышавшаяся у подножья горы, а из распахнутых окон виднелся великолепный вид порта, бухты и моря.
– Ты пытаешься свести меня с ума, Ренато?
– Я пытаюсь исправить следствия моего греха непонимания, эгоизма, гнева, жестокости. Это странно и прискорбно. Мне не верится, что я мог вести себя так жестоко, безжалостно, и что я сделал с тобой, моя бедная Моника.
– Объясни же яснее… – Моника теряла терпение.
– Я и говорю ясно. Знаю, ты притворишься не понимающей, станешь обманывать и изображать геройство. Будешь поддерживать этот фарс и отчаянно защищать Хуана Дьявола. Знаю, что ты святая и мученица.
– Ты глубоко ошибаешься, Ренато. Я…
– Ты невинная жертва. Я совершил преступление, кинув тебя в руки Хуана; если нужно, я пойду против тебя самой и освобожу от этого мерзавца.
Ренато говорил дрожащим голосом, хотя взгляд голубых глаз был спокоен и ясен. Он хотел вырвать ее из этой ужасной атмосферы, исправить зло, но Моника отвергла это, глаза ее вспыхнули гневом:
– Хуан не мерзавец! Никто не вправе говорить о нем так! Где он, что ты сделал с ним?
– Ему ничто не угрожает. Впрочем, скажу, что освобождаю тебя от усилий играть роль обеспокоенной жены.
– Я не играю никакую роль! У меня нет жалоб на Хуана!
– Поверь я, что ты говоришь правду, возблагодарил бы Бога, услышавшего меня. Не представляешь, как я молился всей душой, в каких ужасных часах отчаяния жил, когда узнал правду! Да, Моника, Айме наконец рассказала мне всю правду.
– Иисус! Но ты, ты…! Почему ты так спокоен? – удивилась Моника, повержено падая в ближайшее кресло.
– Моя боль и разочарование обрели необходимое спокойствие. В этом нет заслуги. Я так переживал и вообразил наихудшее, с такой силой поверил в ужасный обман. Обман другого свойства. Да, Моника, я обезумел, ослеп, впал в отчаяние. Только сумасшедший мог поверить, что ты, такая чистая, великодушная, способна вот так отдаться. Прости, Моника, что я такой глупец. Если я преследовал тебя, безжалостно ополчился, если стал зверем, то лишь потому, что виновна во всем только Айме.
– Но Ренато… – в полном замешательстве попыталась возразить Моника.