Моника 2 часть
Шрифт:
– Успокойтесь, офицер, уберите револьвер. Уберите, или я выпущу из рук штурвал, и мы все пойдем в ад.
– Убираю. Вы злоупотребляете ситуацией. Вы не поведете корабль в Сент-Джорджес?
– Я знаю, что нам нечего там делать.
– Послушайте, – решился офицер. – Не знаю, в чем вас обвиняют и какие есть доказательства. Я лишь выполняю приказы вышестоящих забрать заключенного, следить за охраной на корабле и передать его властям Мартиники. Я знаю, что все изменилось, и мы в большом долгу перед вами.
– Но ведь это ерунда, не так ли? – заметил
– Мы взяли вас как положено. О вас говорили, как об опасном человеке, – торопливо извинялся офицер. – Мне жаль, что с вами так случилось. Я не собирался вести себя со всеми вами слишком сурово.
– Слишком, нет, понятно. К тому же не было необходимости. Достаточно обычной формы обращения с попавшими в ваши сети закона, у кого нет влияния, гербов и состояния. Бедные люди, нищие! Зачем нас уважать? Ведь жизнь бедного человека ничего не стоит! Офицер, что значит этот корабль в моих руках для вас? Видите? Мы меняем курс. Идем на Север. Ваш британский остров остался позади. Теперь роли поменялись. Мне достаточно дать сигнал людям, чтобы те выбросили вас в море.
– Что вы говорите? Вы шутите? Чего добиваетесь?
– Ничего. В лучшем случае это урок, который все равно не пойдет вам впрок. Как мало стоят офицерский титул и знаки отличия, когда человек находится в беде!
– Что вы со мной сделаете?
– Ничего. Мы едем на Мартинику. Вы завершите свою миссию, только на несколько часов позже.
– На Мартинику? Но мы очень далеко, двигатели ведь не работают! Мы не сможем доехать!
– Ветер поможет. Мы плывем с парусом, который понимает только Хуан Дьявол.
– Не знаю даже, что и сказать, – заявил удивленный и благодарный офицер, которого не отпускал страх. – На Мартинику… Когда мы туда прибудем?
– Мы будем в Сен-Пьере завтра вечером, если ветер не сменится.
– Если так, полностью рассчитывайте на нашу благодарность, и если я могу что-то сделать для вас…
– Да. Наполните мою трубку табаком и велите приготовить еды для моих людей.
Хуан снова посмотрел в бортовой журнал, медленно повернул направо и посмотрел горящим взором темных глаз на широкое море, которое понемногу успокаивалось, солнце разгоняло тучи и омывало золотыми лучами его гордый лоб, широкую грудь, мускулистые руки, голову с черными вьющимися волосами, губы, которые сжимались так, словно не хотели освободиться от главной болезни его души, которая тянула нити сквозь ветра и моря к Монике де Мольнар.
– Да, здесь я заболела и чуть не умерла. На пороге смерти меня спасла его забота.
Скрестив руки, Ренато недоверчиво слушал неправдоподобный рассказ Моники в каюте «Люцифера», где изменилась ее жизнь. Вся боль и надежда пережитых часов в этих стенах возродилась, когда, соединив руки, бывшая послушница вспоминала былое.
– Жалкий уголок, Моника. У меня болит душа, что это по моей вине.
– Этот угол для меня не жалкий, Ренато.
– Если судить по твоему взгляду, то я должен признать твою правоту. Но я не верю тебе. Кое-что не укладывается в голове, и разум не соглашается. Знаю, ты хочешь защитить его и воздвигнуть между нами холодную стену, догадываюсь почему. И так понятно, как ты страдала в этих стенах, жить здесь – ужас, разделять все с человеком, далекого от твоего воспитания и привычек. Такая женщина как ты, Моника…
– Ренато, возможно, та женщина не могла понять Хуана. А та, которая сейчас…
– Хватит! – гневно отрезал Ренато. – Не меняются так сердца и понятия. Твое превращение – это физика, внешняя сторона. Ты более красива, желанна, как цветок, способный пробудить чувства человека, который лишь взглянет на тебя. Но какой ценой ты этого достигла? Какими страданиями, какую жертву принесла, чтобы изменить то, что изменила? Кем является для тебя этот человек, Моника?
– Мой муж. Ты знаешь.
– Ты делишь с ним эту каюту?
– Нет. Ну, я хочу сказать… – сомневалась Моника.
– Ради Бога, прошу, говори яснее! Пока ты болела, ты находилась здесь, но потом? Скажи правду, не лги, Моника. Ради Бога, не лги!
– Я находилась здесь одна, – пробормотала Моника. – Он был мне лучшим, приветливым и уважаемым другом.
– А! – победно воскликнул Ренато. – Только это?
– Ну, после моей болезни, только это.
– А прежде? Скажи все, Моника. На коленях умоляю, как брат, клянусь, что сказанное не использую против Хуана. Есть в твоих отношениях с ним что-то странное, непонятное, в чем я хочу удостовериться, не отказывай мне в этом. Хуан на самом деле твой муж? Ты принадлежала ему?
– Не знаю, Ренато, – сомневалась Моника. – Моя жизнь разбилась, разделилась. Все изменилось с той ночи. Есть смутная тень и ужас, который я безуспешно пытаюсь вспомнить. Словно я умерла, попала в глубину ада. После этого я словно медленно воскресала. До той ночи та женщина ненавидела Хуана Дьявола; другая вернулась к жизни в этих стенах и впервые увидела себя женщиной в отражении водного источника, когда руки Хуана склонили ее над водой, научили улыбаться, а глаза увидели солнце, эта женщина любит Хуана и принадлежит ему. Это правда, Ренато, правда!
Моника перестала стенать, закрыла лицо руками и стояла неподвижно, слезы текли сквозь ладони, причиняя Ренато беспокойство и мучение.
– Почему ты плачешь, Моника? Из-за кого? Скажи, из-за кого плачешь!
– Что тебе это даст? Мы уже готовы отправиться в путь? Ну так поехали!
– Как прикажешь. Только дождемся сообщения из комендатуры порта. Они приказали провести расследование насчет береговой охраны.
– Что ты говоришь? Корабль с Хуаном еще не прибыл на Мартинику?
– Прошел уже час, а они еще не прибыли. Но не стоит беспокоиться. Все корабли, ехавшие на Юг, попали в бурю. Они все дали о себе знать, появится и «Галион».