Моника 2 часть
Шрифт:
– Что пообещала?
– Я уже дала обещание. Пообещала молчать. Донья София хочет избежать любой ценой скандал, ради этого взяла меня с собой в Сен-Пьер, чтобы мы умоляли и упрашивали… Старый губернатор дружил с моей матерью. Донья София хотела приостановить дело, но не говори, что я рассказала, она возненавидит меня. Поклянись, что не выдашь меня, Ренато. Твоя бедная мать из-за любви к тебе не хотела, чтобы твое имя вовлекли в скандал, ради этого хотела перевернуть землю. Я обещала ей помочь, но я такая неумелая и ничего не добилась.
–
– Да, но не беспокойся. Уверяю, я пошла туда по своей воле, чтобы ты ничего не узнал, а тем более донья София. Я дала ей слово молчать. Все мы договорились молчать.
– Тогда ради чего ты отважилась получить отказ?
– Ни ради чего, Ренато. Во всяком случае, пусть лучше откажут мне, а не донье Софии. Поверь, я не знала, куда себя деть, так огорчилась провалом, что не осмелилась вернуться в дом и решила погулять по улицам. Так хотелось прогуляться по городу! Ненавижу деревню, Ренато. Я не хотела тебя расстраивать, и не будем больше об этом. Это всего лишь невинная прогулка. Спроси у Аны.
Ренато едва посмотрел на Ану. С довольным выражением та спрятала руки под белый фартук, многозначительно улыбнулась, словно уже получила поздравления и ожидаемые подарки, подтверждая:
– Сеньор меня спросил, и я ему все рассказала, все-все, хозяйка. Ведь вы велели никогда не лгать хозяину, поэтому я…
– Да, этот мальчик заперт с капитаном шхуны. Неправомерно, знаешь ли. Вот приказ его забрать. Но сперва я поговорю с ним, так что открой решетку и оставь нас. Давай!
Хмуро подчиняясь бумаге с печатью, протянутой нотариусом Ноэлем, тюремщик отпер двойную решетку подземной тюрьмы, в которую едва проходили первые лучи рассвета. На уступе, являвшимся одновременно ложем и скамьей, на морской куртке Хуана в качестве подушки спал Колибри счастливым сном, поскольку чувствовал поддержку этого мужчины. Глядя на решетку, Хуан потряс кудрявую головку, шагнул вперед, пытаясь различить знакомую фигуру нотариуса, который спускаясь по темным лестницам, протянул руку жестом, граничащим с дружелюбием и шутливостью:
– Добрый день, Хуан Дьявол. Сожалею всей душой, что встретил тебя в подобном месте.
– Полагаю, хватило ваших усердных трудов, – заранее предугадывал с обычным сарказмом Хуан.
– В таком случае, ты ушел далеко в предположениях, – ответил нотариус как-то раздраженно. – Тебя схватили не по моей вине, и этого бы не случилось, прислушивайся ты к моим советам.
– Я не в настроении слушать проповеди. Садитесь, если хотите, и говорите, зачем пришли. Думаю, вас послали с предложением. Кто на этот раз? Донья София? Ренато?
– Моника де Мольнар.
– А! – поразился Хуан. – И чего же добивается моя обожаемая супруга? Просить Рим аннулировать брак? Моего согласия развестись? Или просто удостовериться, что я заперт под двойной решеткой в самом грязном месте Сан-Педро? Если так, считайте, что желание исполнено. Заверьте ее, что все члены экипажа «Люцифера» хорошо заперты и получат наказание, соответствующее их преступлениям за чистые глаза и добрые сердца, за преступление любить и уважать ее. Пусть все, вплоть до маленького Колибри заплатят хорошую цену за ее пребывание на «Люцифере», где у нас и мысли не было оскорблять такую исключительную и блистательную даму.
– Хуан, ты прекратишь говорить вздор? – остановил Ноэль. – Может, сменишь несправедливый и раздражительный тон?
– Раздражительный? Может быть. Несправедливый? Почему же несправедливый, ведь это правда! Не таким тоном я должен говорить о ней. А что она самая утонченная, жестокая и мстительная притворщица, коварная злодейка. Моя обожаемая супруга! Но чего вы хотите от меня? Чего добиваетесь? Скажите же наконец, Ноэль!
– Я жду, когда ты дашь мне эту возможность, сынок, – ответил Ноэль как-то приглушенно. – Оформлен приказ, но относится не к тебе. Вот взгляни на эту бумагу, я пришел сообщить…
– Приказ освободить Колибри? Вот как! У нее еще есть немного сострадания? Приступ совести, или в ней проснулся дух справедливости? По крайней мере, спасен Колибри. Она могла бы это сделать и раньше.
– Она пыталась, но ее не пустили. Это не она посадила всех в тюрьму и не несет ответственности за происходящее. Наоборот. Она ужасно опечалена поступком Ренато.
– Хватит, – отрезал Хуан саркастично. – Святая Моника! О, нежное сердце женщины-христианки! Чтобы отомстить, грешнику лучше подкинуть сырых дров, чтобы продлить мучения.
Хуан яростно проговорил последние слова, уставившись на Ноэля, который переводил дух, подавленный вспыхнувшей злобой Хуана, и напрасно пытался найти слова успокоения:
– Хуан, все тот же бунтарь и свирепый волк! Тебя ждет законный суд и судить будут беспристрастные судьи, обвинять далеко не во всех твоих преступлениях.
– Конечно же, в похищении Моники.
– Ее нет среди обвинений. Хотя не знаю, будет ли она говорить на суде.
– На суде? Она лично пойдет туда? Необыкновенная новость! Я думал, что полномочия в этом будут у ее обожаемого защитника и зятя, у которого она нашла приют среди садов Кампо Реаль. Она ведь там, не так ли? Туда ее увез Ренато!
– Моника в своем доме, совесть ей не позволила поехать к нему. Также ты не прав, что Ренато способен подкупить суд. Хотя и не веришь, но все будет по справедливости; Ренато – законный противник или, лучше сказать, твой враг.
– В таком случае, тем хуже, поскольку я возненавижу его всей душой! Передайте, чтобы остерегался и защищался, наконец мы станем настоящими и честными врагами. А теперь…
– Я не уйду без ребенка.
Оба повернули головы. Свет зарождавшегося дня проникал сквозь длинные решетки тюрьмы, освещая мальчика, приподнявшегося с каменной скамейки. Большие испуганные глаза смотрели на обоих. Властно раздался голос Хуана: