Монсегюр. В огне инквизиции
Шрифт:
Ребята переглянулись. Они даже не успели ничего придумать.
Воины вывели их на улицу и повели в сторону большого костра. В лагере кипела жизнь: кто-то чистил лошадей, кто-то проверял оружие, а кто-то просто отдыхал. Рядом с костром суетились люди, подкладывая поленья. На большом вертеле подрумянивалась целая туша кабана. Манящий запах жареного мяса бил в ноздри. Иван сглотнул слюну. Он вообще любил поесть и отличался здоровым аппетитом в любых ситуациях. А тут ещё свежий воздух и весьма продолжительный марафон по пересечённой местности. Он почувствовал, что проголодался. Саша и Аня, наоборот, совершенно
Когда ребята увидели предводителя, тот стоял к ним спиной. Последняя коротко брошенная им фраза насторожила Ивана, мысли о еде сразу отошли на второй план.
— Повесить негодяя, — голос воина звучал глухо и сурово.
Нетрудно было догадаться, что повесить собирались не их, а того пленного, что походил на местного и чей товарищ трагически погиб, сорвавшись в пропасть. Но это не утешало. Предательский холодок пробежался по спине Оболенского и закрался куда-то глубоко в сердце. Он попытался сбросить с себя пока ещё необоснованное волнение — не хотелось верить, что бывший друг (если, конечно, это был действительно Анри) может стать твоим врагом или, что ещё хуже, палачом.
Иван сосредоточенно разглядывал чёрные, слегка вьющиеся волосы предводителя — на этот раз тот был без шлема — и с нетерпением ждал, когда увидит его лицо. Почувствовав сверлящий взгляд в спину, рыцарь резко обернулся. В расширенных зрачках всколыхнулись огоньки смятения и беспокойства — всего на какое-то мгновение — будто он сразу уловил потаённые мысли пленника. А затем обычной маской застыла прежняя суровость с едва уловимой ироничной усмешкой.
Конечно, это был Анри.
Иван многозначительно взглянул на друзей и слегка кивнул головой, давая понять, что не ошибся в своих предположениях.
Аня отметила про себя, что главарь этой шайки (по другому она не могла назвать своих похитителей) удивительно хорош собой. Мужественное лицо, тёмные густые волосы до плеч, правильные черты лица: прямой нос, средней полноты губы, яркие, выразительные глаза цвета штормового моря — тёмно-синие с холодноватым серо-зелёным оттенком. Даже небольшой шрам на щеке не портил его. На вид ему было около двадцати пяти лет. Пожалуй, в современном мире, если его как следует приодеть и соответственно постричь, он с лёгкостью покорял бы женские сердца. Она на минуту представила Анри в джинсах, кожаной куртке, с серьгой в ухе и с модной причёской в стиле «хайтек» — так она называла короткую мужскую шевелюру, взлохмаченную с лёгкой небрежностью, девизом которой служили два определения: минимум усилий в укладке и естественность. Её губы расплылись в слегка заметной улыбке, а в глазах заиграли весёлые искорки.
Саша сразу понял оценивающий взгляд своей подруги и в очередной раз подивился женской непосредственности. В минуту опасности ей в голову лезут такие мысли. «Блаженна жизнь, пока живёшь без дум», написал Софокл как будто о ней. Но сейчас спасти может лишь трезвость ума.
И Ветров незаметно наступил ей на ногу. Это подействовало. Аня сразу вернулась в реальность. На лице девушки появилось тревожное выражение, а из груди вырвался вздох.
Анри тем временем уселся на походный стул, покрытый медвежьей шкурой, вытянул ноги поближе к костру и начал допрос.
—
Иван сделал глубокий вдох, будто собираясь прыгнуть в воду, и произнёс:
— Мы выполняем секретную миссию одного важного лица.
Оболенскому буквально несколько секунд назад в голову пришла идея. По его мнению — неплохая. Он уже знал, с кем имеет дело и, соответственно, на чьей стороне нужно «играть».
— Назовите имя этого важного лица.
— Я не могу его назвать, — сказал Иван.
Это была его козырная карта. Лицо важное, поэтому молчание вполне объяснимо. Надо только намекнуть, что лицо это принадлежит к «своим», к катарам.
— В данных обстоятельствах вам надлежит быть более благоразумным. Ваш отказ говорить может повлечь за собой неприятные последствия.
Иван сделал наивное лицо.
— Какие последствия?
— Вы упрямец или человек, лишённый разума. Скорее первое, чем второе. Полагаю, вы понимаете, что ждёт каждого из вас в случае отказа отвечать на вопросы.
Анри бросил выразительный взгляд на вертел, где жарился кабан.
— Я не отказываюсь отвечать на вопросы, — поспешно сказал Иван. — Просто я подумал, что…
— Что отпущу вас с миром?
Анри расхохотался. Затем, резко оборвав смех, жёстко произнёс:
— Вы ведёте себя глупо. Этот маскарад со странными нарядами, бессмысленная ложь…
Он взглянул на девушку, ни минуты не сомневаясь, что она никакая не глухонемая. Да и второй молодой пленник также не походил на человека, лишённого слуха.
— Никогда не поверю, — продолжил Анри, — что таким, как вы, кто-либо из знатных господ мог доверить секретную миссию.
Иван в душе обиделся и буркнул:
— Ваше право не верить. Только это ещё не означает, что такого не может быть.
Анри нахмурился и помолчал немного, гася в себе порыв гнева. Затем вновь спросил:
— Кто вы такие? На этот раз я хочу услышать правдивый ответ. Учтите, моё терпение не бесконечно.
— Вы подозреваете, что мы лазутчики?
— Я задал вам вопрос. Отвечайте! — В голосе Анри зазвенел металл.
Ваня понял, что дальше опасно ходить вокруг да около и придётся отвечать по существу. Его друзья смотрели на него с беспокойством. Они не понимали ни слова, но, разумеется, догадывались, о чём предводитель спрашивает их друга. Вопросов в таких случаях бывает немного. А точнее, всего два: «кто такие» и «что делали». Ну, на вопрос «что делали» можно ещё было что-то наплести. Гуляли, шли мимо, смотрели места для охоты, да мало ли что. Шишки, в конце концов, собирали. Почему бы и нет? Лес ведь. А вот на первый вопрос ответить было весьма затруднительно, учитывая их внешний вид и странные предметы, обнаруженные в сумке. Скорее всего, Ванька как раз и мучился с ответом на этот вопрос.
Чувствуя, что времени у него не так много, Оболенский пошёл ва-банк. А что ему оставалось?
— Мы выполняем секретную миссию Бертрана Мартена, — выдал он на одном дыхании.
У Анри поползли вверх брови.
— Вы сказали Бертрана Мартена? — переспросил он, не веря своим ушам.
— Да. Именно так.
Анри не знал, смеяться ему или гневаться. Приплести сюда уважаемого епископа катаров Бертрана Мартена — верх глупости. Даже не глупости. Это верх оскорбления.