Монсегюр. В огне инквизиции
Шрифт:
— Так-так. — Ветров что-то обдумывал про себя. — Кое-что я начинаю уже понимать. Вань, признайся, это ты всё подстроил, чтобы спасти своего предшественника по прошлой жизни? Он ведь был в Монсегюре и крестоносцы наверняка его убили бы после захвата крепости. Всех катаров, как отъявленных еретиков, ждала смертная казнь на костре. Уверен, что этот Пьер де Брюи не погиб, а сбежал из замка. И всё благодаря нашему предупреждению.
Оболенский изменился в лице и резко ответил:
— Ты, Ветров, рассуждаешь как человек двадцать первого века. Для тебя нет ничего святого, кроме собственной жизни.
Саша
— Ну ты, Оболенский, совсем уже… — Не находя подходящего слова, он покрутил пальцем у виска. — Бросаешь в лицо такие обвинения! Что значит «нет ничего святого»?
— А что для тебя святое, за что ты можешь жизнь отдать? — голос Ивана дрогнул, было видно, что он сильно нервничает.
Ветров уставился на Оболенского. Ну и вопрос!
— Всё зависит от обстоятельств, — уклончиво ответил он наконец. — На войне наши деды и прадеды жизнь за Родину отдавали.
— Это наши деды. А ты?
— И я, если понадобится! — взорвался вдруг Ветров. — Не думай, что для меня Родину любить — это значит берёзки целовать. Ты чего на меня волну гонишь?
— А ты чего?! Думаешь, я собираюсь спасать свою шкуру, то есть шкуру Пьера, за счёт риска моих друзей?! Чтоб ты знал — да никто из катаров не предаст свою веру в обмен на жизнь! И Пьер в том числе.
Аня встала между Оболенским и Ветровым.
— Замолчите! Не хватает нам ещё всем перессориться. Саш, оставь выводы на потом. Пусть Ваня расскажет всё до конца.
Замечание было по существу. Саша замолчал, Оболенский немного успокоился и продолжил:
— Бертран Мартен собрал нас не для того, чтобы искать личного спасения. Перед нами стояла намного более важная задача — вынести бесценные реликвии, которые находились в крепости. Нужно было спрятать их в надёжном месте…
— Что это за реликвии? — поинтересовалась Аня.
— Копьё Судьбы и Святой Грааль.
Повисло долгое молчание.
— Ты шутишь? — Саша недоверчиво взглянул на Оболенского.
— Нет, — лаконично ответил Иван.
Ветров снисходительно улыбнулся и назидательно, как неразумному школьнику, стал объяснять:
— Но Грааль — это всего лишь миф, сказка… Да и Копьё Судьбы тоже.
— Возможно, тебе это трудно осознать, но эти вещи существуют.
— И ты видел их?
На Сашином лице отразилась еле заметная саркастическая улыбка.
— Я видел Копьё Судьбы. А Грааль дозволено было видеть только избранным. Это милость — получить право познать его.
Чтобы опять не разгорелся спор, на этот раз из-за Сашиного неверия в силу чудесных артефактов, Аня решила вмешаться:
— А знаете, я читала о Копье Судьбы. Говорят, его очень хотел получить Адольф Гитлер. Он был совершенно уверен, что эта магическая реликвия поможет ему завоевать весь мир. Гитлер был мистик и оккультист, верил во всякие артефакты. Он специально приезжал в Венский музей, где хранился наконечник Копья Судьбы, чтобы посмотреть на него. Затем, когда завоевал Австрию, первым делом забрал Копьё и увёз его в Нюрнберг. И о Граале я слышала много. Только никто точно не знает, как этот предмет выглядит. То ли чаша, то ли камень. Кстати, есть совершенно замечательная опера Рихарда Вагнера «Парсифаль»…
Она замолчала, потому что Саша, находившийся всё это время
— Значит, ты утверждаешь, что катары владели Копьём Судьбы и Граалем? А доказательства? Ты не подумай, что я не доверяю тебе, просто не укладывается в голове вся эта мистификация…
— Я не собираюсь обсуждать эту тему наспех. Просто поверь мне на слово.
Саша пожал плечами.
— На слово? Не знаю даже…
Аня решила поддержать Оболенского.
— Саш, какие доказательства тебе может предоставить Ваня? Сам подумай. Но, между прочим, о таинственных реликвиях катаров ходит немало слухов и в наше время. Гитлер, кстати, искал Грааль именно в Пиренеях.
— Да? — удивился Саша. — Не знал, что Гитлер охотился и за мистическим Граалем тоже.
— Да-да, охотился, и ещё как! Он намеревался добыть не только Копьё, но и Грааль. За несколько лет до начала войны он особенно увлёкся этой идеей. Отвечал за поиски сам Гиммлер, до этого занимавшийся поисками дороги в таинственную Шамбалу. Но, правда, безуспешно. Поиски Грааля велись тайно, на всех документах стоял гриф «высшая степень секретности». Гитлер привлёк к этому делу одного из своих историков, члена СС Отто Клюзе. Тот должен был изучить все материалы и определить место поисков. Через полгода Клюзе указал это место — Пиренеи. Понимаешь, Саша, о чём я говорю? Именно в эти места, где мы сейчас находимся, и отправились немецкие агенты. Позже к ним присоединился знаменитый Отто Скорцени. В 1940 году он сам возглавил очередную экспедицию в Пиренеи. Поиски продолжались до самой капитуляции фашистов.
— Ну хорошо, раз сам Клюзе указал на Пиренеи, то не будем спорить, — отмахнулся Саша. — Только вот скажи мне, Иван, раз катары владели Копьём Судьбы, дающим победу над врагом, почему Монсегюр пал?
— Они не являлись владельцами Копья Судьбы и Грааля. Катары были лишь хранителями. А это большая разница.
Саша ещё больше удивился.
— Иметь в руках такое удивительное Копьё и не воспользоваться его силой… Странно.
— Ничего странного. Катары — люди совсем из другого теста. Я вам рассказывал о «совершенных». Для них вещи ничего не значат. Им не нужны ни могущество, ни власть. Они хотят одного — освободить свою душу от дьявольской материи и вернуться к Богу. Эти реликвии попали им в руки не случайно. Бывшие хранители знали, что только катары смогут укрыть их от людей и не воспользоваться ими. Пока люди не научатся жить в мире с себе подобными и любить друг друга, владеть этими предметами не достоин ни один из смертных.
— А не проще ли тогда уничтожить их?
— Ни у кого не поднимется рука. И потом, есть ещё одна вещь…
Ваня замялся. Он не знал, стоит ли говорить это друзьям, особенно скептически настроенному Ветрову. Однако тот проявил неподдельный интерес к его словам:
— Ещё одна вещь? Говори. Я теперь уже ничему не удивлюсь.
— Даже не знаю…
— Вань, не томи, раз уж начал, говори до конца, — настойчиво произнесла Аня.
В это время снаружи послышались голоса и лошадиное ржание. Ребята бросились к выходу, но стражники преградили им путь. Тогда Оболенский, высунув голову, стал наблюдать за происходящим.