Монтаньяры
Шрифт:
Представитель манифестантов специально обращается к монтаньярам: «А ты, священная Гора, разразись, прогреми громом, рассей тучи, раздави своих врагов: люди 10 августа и 31 мая тут, чтобы оказать тебе поддержку. Мы требуем у вас освобождения патриотов, заключенных в тюрьму…»
Как же ответила Гора, вернее оставшаяся от нее «вершина» на этот трогательный призыв? Выступило несколько монтаньяров (Приер, Шудье, Дюем и другие). Все они обещали, что Конвент постарается удовлетворить просьбы народа и уговаривали его разойтись! Монтаньяры колебались, они были застигнуты врасплох и хотя все знали о намерении санкюлотов явиться в Конвент, ничего не было предусмотрено и упущена неожиданная возможность опереться на народ. Левассер пишет в мемуарах: «Мы не хотели жертвовать своими головами, хотя готовы были пойти на риск, если бы были шансы на успех». В момент, когда большинство правых депутатов бежало из зала, монтаньяры в присутствии народа могли бы
Трудно сказать, произошло ли так в действительности.
Однако приведенная оценка поведения монтаньяров «вершины» («трусы») совершенно верна. Между тем время шло. К дворцу Тюильри подходили отряды буржуазной Национальной гвардии, солдаты и мюскадены, последних возглавлял наш старый знакомый, мясник Лежандр. Теперь он был на стороне термидорианцев. В 6 часов вечера народ вышвырнули из зала заседаний, куда стали возвращаться сбежавшие правые депутаты.
И тогда разыгралась сцена ярости и гнева против виновников «заговора». Ими оказались монтаньяры «вершины», не имевшие никакого отношения к народному выступлению 12 жерминаля, если не считать того, что они помогали это движение укротить. Все фракции, все течения буржуазного Конвента объединились. Бывший монтаньяр Тибодо восклицал: «Время слабости прошло… Я не стану искать виновников нынешнего движения в Англии, среди меньшинства дворянства, среди фейянов. Вот где меньшинство, устраивающее заговоры». И под одобрительные крики он указал на депутатов «вершины». Термидорианское большинство спешило закрепить свой успех. Принимается решение о немедленной ссылке без суда в Гвиану членов робеспьеровских комитетов Бийо-Варенна, Колло д'Эрбуа, Барера и Вадье. Последний, впрочем, сумел бежать. Затем декретируется арест восьми депутатов-монтаньяров. Уже в полночь Париж объявили на осадном положении и назначили главнокомандующим генерала Пишегрю.
Это было только начало. Через три дня принимается декрет об аресте еще восьми монтаньяров, среди которых оказались Камбон, Тюрио и Лекуантр. 21 жерминаля (10 апреля) решили разоружить «всех лиц, известных своим соучастием в преступлениях тирании, существовавшей до 9 термидора». 1600 активистов левых секций были затронуты этой мерой. Их лишили также всех гражданских прав. Как вели себя депутаты — монтаньяры «вершины», которых не подвергли аресту? Они послушно голосовали за арест своих товарищей!
Однако несправедливо было бы объяснять поведение монтаньяров «вершины» просто трусостью. Среди них были люди, которые еще покажут себя бесстрашными героями. Трагизм их положения состоял в том, что репрессии против монтаньяров в жерминале объяснялись как прямое продолжение дела 9 термидора. И в этом были убеждены почти все французы. Разве Бийо-Варенн, Колло д'Эрбуа или Вадье не были активными соучастниками Робеспьера в политике террора? Монтаньяры «вершины» презирали своих бывших товарищей, ставших ренегатами и вступившими в открытый союз с реакцией. Однако в результате устранения Робеспьера были восстановлены права и свободы, Декларация прав человека вновь стала действующим главным законом. Правда, правами и свободами, особенно свободой печати, воспользовались прежде всего реакционеры. Постичь сразу всю сложность этой противоречивой, хаотической обстановки было невозможно. Смятение умов из-за непостижимой сложности событий было едва ли не главной чертой послетермидорианского хаоса, в котором прекрасно чувствовали себя лишь циничные проходимцы.
Так, некоторые из термидорианцев поняли, что репрессии необходимо уравновесить мерами против роялистов и 1 мая предложили декрет против эмигрантов и неприсягнувших священников. Однако никаких серьезных мер по борьбе с голодом не приняли, и положение парижской бедноты становилось совершенно катастрофическим. Хлеба вообще не стало, и людям начали выдавать по горсти риса, который в довершение всего никто не умел варить. Обострение голода в столице не могло не вызвать нового народного движения. Нелегально собираются запрещенные собрания секций. Распространяется анонимный памфлет под названием: «Восстание народа даст хлеб и обеспечит его права». Намечалась новая, более смелая программа: введение в действие конституции, арест термидорианского правительства, освобождение патриотов, проведение новых выборов. Предлагалась и более решительная тактика: новый поход на Конвент будет предпринят с оружием в руках!
1 прериаля (20 мая) на рассвете набат разбудил предместья Сент-Антуан и Сен-Марсо. Голодные и озлобленные обитатели этих кварталов просыпались не для своих обычных будничных дел и забот; сегодня они должны решить их окончательно и не так как это было в жерминале. Правда, и на этот раз все начиналось также: сначала собрались толпы женщин и начали призывать мужчин идти на Конвент. Но теперь позаботились
Конвент начал заседания в 11 часов, когда на трибунах уже находились женщины из предместий. Сначала объявили вне закона «главарей толпы» и призвали к оружию «всех добрых граждан». Правительственные комитеты, заседавшие неподалеку в отеле Брион, около часу дня отдали приказ частям регулярной армии, окружавшим Париж, собраться в лагере Саблон и привести в боевую готовность батальоны Национальной гвардии. Почему сразу им не дали команду идти на защиту Конвента? Термидорианцы колебались, они не доверяли Национальной гвардии. Во многих батальонах действительно было неблагополучно. Если командиры рвались защищать Конвент, то многие рядовые на своих шляпах сделали мятежные надписи.
Первая небольшая группа восставших была отброшена от Конвента. Но в половине четвертого, когда подошли главные силы, Конвент легко захватили восставшие. Депутата Феро, пытавшегося в дверях остановить мятежников, застрелили из пистолета, его голову отрезали и насадили на пику, которую носили среди окружившей Тюильри вооруженной толпы, а в 7 часов поднесли к самому носу председательствовавшего на заседании Буасси д'Англа. Большинство депутатов покинули зал, остались лишь монтаньяры «вершины» и еще десятка два случайно задержавшихся в зале, заполненном вооруженными людьми. Несколько часов стоял невообразимый шум, все кричали, кое-кто громко зачитывал с трибуны петиции и памфлеты. О захвате власти, о правительственных комитетах не думали, а те собрали в это время верные Конвенту войска. Около 9 часов вечера повстанцы потребовали, чтобы депутаты возобновили свое заседание и занялись их требованиями. Поскольку правительственные комитеты не подавали никаких признаков жизни, создавалось впечатление, что восставшие победили. И вот тогда монтаньяры «вершины» решились выступить, чтобы не повторять ошибок жерминаля, когда их нейтральная позиция не помешала термидорианцам обрушить затем на их товарищей репрессии. Никакого заранее принятого плана действий не было; монтаньяры предприняли своего рода импровизацию, движимые сочувствием к голодающему народу. К тому же распространенные среди них взгляды включали теорию законности восстания против парламентского представительного органа; они считали, что полномочия его депутатов утрачивают силу в присутствии самого «суверенного народа», который может принимать законы. Поэтому их не смутило отсутствие подавляющего числа депутатов и они решили провести серию радикальных декретов. Шильбер Ромм, выступивший первым, предложил прежде всего утвердить неотложные меры по снабжению народа продовольствием (учет хлебных запасов в Париже и во всей Франции, выпечка хлеба только одного простого сорта, срочные меры по доставке продовольствия в столицу и т. д.). Он предложил также декрет об освобождении арестованных патриотов, о созыве и непрерывности заседаний парижских секций, о предоставлении им прежних прав для организации борьбы с голодом. Монтаньяр Дюруа активно поддержал предложение об освобождении арестованных после 9 термидора и в жерминальские дни патриотов. Все эти предложения встретили горячее одобрение.
Затем монтаньяр Гужон заявил, что нужна власть, которая взяла бы на себя исполнение принятых декретов. Он поддержал предложение своего коллеги Субрани о создании чрезвычайной комиссии из четырех лиц, об обновлении состава правительственных комитетов. Монтаньяр Бурботт потребовал ареста роялистских журналистов, которые, по его мнению, обманывают читателей. Он предложил также отменить смертную казнь, оставив ее только для убийц, эмигрантов и фальшивомонетчиков. Это предложение любопытно тем, что опровергает термидорианскую версию о том, что монтаньяры «вершины» были «охвостьем Робеспьера» и пытались восстановить кровавую диктатуру террора. В действительности они были наиболее независимы в своих взглядах. Убежденные демократы и республиканцы, они во многом расходились с Робеспьером еще в пору его безраздельной власти.
Поскольку речь шла об уничтожении правительственных комитетов и прежде всего Комитета общественного спасения, об учреждении власти комиссии четырех, то можно считать, что монтаньяры попытались, опираясь на народное восстание, осуществить государственный переворот. Однако эта попытка оказалась еще менее подготовленной и организованной, чем само довольно сумбурное, стихийное прериальское восстание. Во всем происходившем было очень много эмоций и совсем не было тактического расчета. Главное же несчастье состояло в отсутствии какой-либо практической организационной связи между восстанием народа и экспромтом монтаньяров.