Море играет со смертью
Шрифт:
Плакат был закреплен на заборе, с внешней стороны ворот, рядом со многими другими. Все они выглядели одинаково кустарно: куски картона, разноцветные маркеры, иногда – картинки, вырезанные из журналов и газет. Но в большинстве своем надписи на плакатах были сделаны на турецком, а потому оставались понятными лишь местному населению и переводчикам.
Теперь же среди них появился еще один, такой же бездарный с художественной точки зрения, как и остальные, но написанный на русском. Правда, надпись была далеко не дружелюбная: «Убирайтесь отсюда! Вы приносите только горе!» В этом, как подозревала Полина, плакат как раз не
Она прекрасно знала, кто оставил здесь плакаты. Жители ближайшего поселка приходили к воротам уже не раз – в основном женщины, хотя порой мелькали среди них и мужчины. Женщины голосили так, что было слышно до самого моря, однако на частную территорию их никто не пускал.
Они на это бурно обижались, развешивали плакаты, игнорировали полицию. Да и полиция не рвалась их разгонять, других забот хватало. Полина как-то пыталась узнать у переводчика, чего, собственно, жаждет оскорбленная общественность.
– Не обращайте внимания, – отмахнулся тот. – У них тут у многих знакомые работали, тоже погибли под завалами. И они считают, что отель виновен в том, что столько рыбацких лодок затонуло.
– Каким это образом, интересно?
– Якобы отель изменил линию побережья, и это усилило волны, доходящие до деревни.
– Бред, – резюмировала Полина.
– Бред, но вовсе не безмозглый, тут мы имеем дело с примитивной деревенской хитростью.
– То есть?
– Со страховкой здесь дружат далеко не все, – пояснил переводчик. – От шторма они компенсации за затонувшие лодки не получат. А от отеля вот пытаются – и за людей, и за лодки. Вы думали, они на одних эмоциях сюда поорать приходят? Нет, эти люди хотят, чтобы от них откупились.
Однако откупаться от толпы отель не собирался, потому что местные ему не особо и мешали, на них никто не обращал внимания. Доигрались протестующие только один раз. Ранним утром они разложили вдоль забора небольшие кучки навоза и подожгли. Дым получился густой и предсказуемо вонючий. Его заметили и руководители отеля, и полицейские. Только вот отреагировали вовсе не компенсациями: местных жителей наконец прогнали прочь, теперь об их требованиях напоминали лишь плакаты.
Как и многие другие, Полина считала историю законченной, в детали она не вникала, пока не увидела плакат на русском. Тогда психолог и захотела поехать в поселок, причин для этого хватало.
Во-первых, ей нужно отвлечься и хоть как-то перезагрузиться. Полина чувствовала, как эмоциональная усталость опять накапливается, грозя нервным срывом. Сеансы медитации помогали, но все хуже и хуже. Смена обстановки могла дать гораздо больше.
Во-вторых, местные жители наверняка многое знали об отеле, они ведь работали здесь. Возможно, помнили историю этого места еще до появления «Пайн Дрим», кто знает… И уж точно у них было больше шансов, чем у туристов, заметить странности.
В-третьих, это давало ей возможность побыть вдали от Майорова и наконец решить вопрос с нестыковками в психологическом портрете. Наименее важная причина, но все же… Полина чувствовала: ей не хочется оставлять все как есть. Потерянное общение неплохо бы вернуть, без него стало как-то холодно.
И раз уж все это могла решить одна короткая поездка, зачем отказывать себе?
Идти туда пешком Полина даже не собиралась, и дело не только в нарастающей жаре. Просто провинциальные
Так что Полине требовался автомобиль, и она знала, что в собственности у отеля несколько служебных машин. Поэтому Полина сразу же направилась к Зотову и объяснила, что ей нужно. Правда, вдаваться в подробности не стала, просто упомянула, что хочет съездить в поселок.
Зотов так долго и показательно удивлялся, что у Полины даже возникло ощущение, будто он не хочет ее отпускать. Хотя с чего бы? От подозрений ее удержало лишь то, что у него вроде как не было для такого причин.
Он все равно вынудил ее ждать целый час и только потом выдал ключи от машины. Зато с полным баком и бесплатно, так что Полину все устраивало.
Карта ей была не нужна: дорога от отеля продолжалась только до поселка, упиралась в него и обрывалась. Дальше начинались крутые горы и дикие леса, их можно объехать только по большому шоссе, оставшемуся в стороне.
Полина прикидывала, как будет разыскивать того, кто владеет русским языком, что у него спросит, захочет ли он говорить. Был шанс, что ее просто отошлют прочь – но это худший вариант. Она помнила, что на дворе не пятнадцатый век, поселок вполне современный, правда, со своими особенностями. Но и их она учла – выбрала для поездки длинное светлое платье с капюшоном, закрывавшее ее с ног до головы.
Так что все было прекрасно до тех пор, пока Полина не обнаружила, что не работают тормоза.
Это открытие обрушилось на Полину лавиной. Она попробовала нажать на педаль снова – и снова нога словно провалилась в пустоту. А так не должно было случиться! Полина ведь не первый раз за поездку пользовалась тормозами, все работало прекрасно и вдруг сорвалось в один момент…
Страх был быстрым, сильным, окутывающим липким коконом паутины. Пульс ускорился, на коже выступила испарина, в висках барабанным боем застучали удары сердца. Собственное тело вдруг показалось Полине удивительно легким, а руки и ноги – тяжелыми, словно свинцом налитыми, не способными ничего исправить. Тело было главным, оно требовало действия. Мозг же оказался способен лишь вырывать из памяти образы из фильмов, страшные образы: машина уходит в вираж, срывается в пропасть, взрывается, и любой, кто оказался внутри, обречен на смерть…
Хотелось действовать – а умирать не хотелось. Инстинкты рвались вперед, кричали, что они все знают. Требовали вывернуть руль или хотя бы дернуть за «ручник», что угодно сделать, лишь бы не стало слишком поздно! Движение теперь казалось врагом, уходящая в пустоту педаль тормоза – палачом. Тихий голос из глубины подсознания шептал Полине, что если она немедленно не остановит автомобиль, то подставит голову под гильотину, и только она будет виновата…
Но инстинкты не всегда правы. Даже из добрых побуждений – не всегда, и ужас подсказывает отвратительные планы. Полина напомнила себе об этом в момент, когда рука уже сомкнулась вокруг стояночного тормоза. Пальцы будто судорогой свело, она держалась за пластиковую ручку, как утопающий хватается за соломинку, и ей потребовалась вся сила воли, чтобы остановить себя, не нажимать на кнопку, не тянуть тормоз вверх.