Морок пробуждается
Шрифт:
– Ты чего нервничаешь?
– Я взял его и повесил! Да?! – заорал Эдик.
– Нервные клетки, Эдуард, не восстанавливаются, – спокойно сказал Иван. – К тому же никто тебе и не говорит, что ты в чем-то виноват. Я только спросил: знаешь ли ты что-нибудь?
Эдик сел на кушетку, откинул голову назад и закрыл глаза. Иван подумал, что он уснул, но Эдик вдруг заговорил:
– Извини. Вчера жена звонила и сказала, что уезжает в Москву к сестре. Теперь все…
– Что все? При чем тут жена? Она же от тебя полгода назад ушла.
– Год. Когда с Сережкой случилось… Ты же помнишь – я запил тогда. Вот она и ушла.
– Ну и что? – Иван не мог понять, к чему он клонит.
– Мы с ней созванивались. Ну, там, как дела-здоровье. А теперь все. Ее тоже не станет.
– Что-то я не пойму. В Москве телефонов нет?
– Да конечно. Понимаешь, Ваня, когда человек живет с тобой в одном городе – это одно. Ты можешь его не видеть годами, но знаешь, что он здесь, рядом… – Эдик замолчал. Иван понял, что он хотел сказать и каково ему сейчас. – У нее нет сестры в Москве, – снова начал Эдик. – Она решила покончить со мной. Вот я и завелся. – Он сделал паузу и повернулся к Ивану. – Да, парня жалко, конечно. Это все водка проклятая… Тут до него еще один себе вены вскрыл осколком стекла. Филька Силин, слыхал? Эпидемия, блин.
– Это как-то связано со смертью Мишки?
– Не думаю. Хотя, пожалуй, один момент эти смерти связывает. – И Эдик снова щелкнул себе по кадыку.
– Что, они вместе пили?
– Да нет же. Я говорю: их связывает только то, что им соски на бутылки с водкой надень да только успевай менять.
– Ну, если так, то две трети заводчан уже бы покончили с собой. Из-за пристрастия к алкоголю люди не вешаются!
Эдик усмехнулся.
– Из-за этого пристрастия, как ты говоришь, можно натворить такого, что наутро в самую пору вешаться. По себе знаю.
– Ну… – только и нашелся Иван.
– Вот тебе и ну. У меня у самого сейчас на душе такое, что хорошая веревка и кусок мыла были бы весьма кстати. Хотя, заметь, не пью уже восемь месяцев.
– Ты это брось…
Ивану совсем не понравились Эдикины откровения. Еще не так давно этот лысеющий ссутулившийся человек мог забежать в каптерку электриков и, перекрикивая гул станков, что-то весело рассказывать о том, как он вчера «У Захара» начистил морды троим здоровенным бугаям. А сейчас Иван видел перед собой слабого, хныкающего мужчину, который не только никому не начистит «моську», но и… Да у него теперь любой тринадцатилетний подросток может отобрать зарплату.
Иван отвел взгляд от этого жалкого зрелища. И не потому, что ему было противно, нет. Жаль, конечно, Эдика. Как быстро ломается человек: раз – и все! Словно прутик в сильных руках.
– Хорош тебе тучи нагонять, – выдавил он из себя.
– Да я и не нагоняю. Они сами сгущаются. Мишка же закодированный был. Сорвался. Помнишь, мы с ним в роще сидели? День рождения у него тогда был. После этого по чуть-чуть – и вот он, результат-то.
– Да что ты заладил! Ну, не могу я понять, что может в башке твориться, чтобы такое над собой сделать. Не знаю. Может, я очень люблю себя, но повеситься… Нет, себя я убить не смогу. Тем более водка здесь ни при чем.
– Как знать. Может, и ни при чем, но пить надо бросать. Я вот не пью и ни о чем не жалею. – Эдик достал из кармана сложенную пополам карточку и передал ее Ивану.
Иван посмотрел на изображение – рисунок в духе антиалкогольных открыток советской эпохи: сильный мужчина в рабочем комбинезоне сдавливал голову зеленого змия, а на груди пролетария было написано: alcogolu.net. Похоже на адрес веб-страницы. На теле змеи тоже надпись: «Алкоголь». А внизу открытки подпись: «Бросаем пить вместе».
– Ты что это, Эдик, себе жизнь испортил и других тянешь за собой, – сказал Иван, немного повысив голос. – Ты на себя посмотри. У тебя усы даже обвисли, как… – Иван хотел сказать, как уши спаниеля, но подумал, что этот выпад не совсем сейчас уместен, и, не договорив, вышел в гудящий цех.
«Хорошо, хоть я сейчас трезвый, а то наговорил бы мужику. А он ни в чем не виноват. Не виноват!»
Он направился к комнате мастеров и заглянул в окошко – в помещении было пусто. Проходя между станками, Иван понял, что здесь в основном работают новички. Многое за месяц изменилось. Измениться оно, конечно, изменилось… Да ни черта не изменилось. Все было как всегда.
Парни так же напивались. И их так же прощали первые раз двадцать. На двадцать первый мастер доставал из стола заявление об увольнении по собственному желанию без числа, написанное после первого же распития на рабочем месте. Он аккуратно выводил число, так как работник уже не мог держать авторучку. И все. На следующий день у станка – новый парнишка. Благоразумный. Пока трезвый. Может, дня три продержится. Атмосфера здесь такая. И не только в этом цехе, вообще по всему заводу.
А чего руководство ждало, когда они сами ввели торговлю спиртным на территории завода? Даже не торговлю, а обмен на взаимовыгодных условиях. Мужики, будто на водопой, неслись в заводскую лавку, где среди изделий родного предприятия стояли бутылки с живительной влагой по цене раза в два выше, чем за проходной. Но здесь можно под запись. Чиркнул в бумажке – и ни о чем не думаешь до восьмого числа следующего месяца. До дня зарплаты.
Иван подошел к слесарке. Несмотря на гул в цехе, он услышал голоса за дверью, а когда вошел в задымленное помещение, голоса смолкли. Но поняв, кто перед ними, Серега Пупков, коренастый рыжий мужчина, сказал:
– Доставай. Это же Ванюха – электрик.
– Здорово, мужики!
За столом, покрытым изрезанным куском линолеума, сидели трое: Серега Пупок, Славка Вишневский и Семен Данилович. Данилыча Иван знал давно, а вот фамилию его никак не мог выучить. Не то Циммерман, не то Цукерман – это сейчас не важно. Главное, что, когда присутствующие начнут склонять фамилию Данилыча, а тот будет с пеной у рта доказывать свою принадлежность к старинному княжескому роду, все – надо заканчивать и расходиться по домам, иначе этот князь неизвестных кровей мог здоровым кулачищем и в лицо ткнуть.
– А, Ванюша, – пробасил Данилыч. – Что ты там встал, как неродной? Заходи, присаживайся.
Иван прошел к столу и сел рядом с Пупком.
– Будешь? – Славка распахнул куртку робы и достал почти полную бутылку.
– Да что-то неохота…
– Ты что там, Эдика наслушался? – возмутился Серега.
– Дюже правильный он у вас, – заметил Славка.
– Не был он таким. – Данилыч затушил сигарету, потянулся к шкафчику, извлек граненый стакан и поставил его перед Славкой. – Не был. А ты, Ванюш, не слушай никого. Хочешь – пей, хочешь – нет. Ты должен почувствовать…