Морок
Шрифт:
Как-то так вышло, что яркость поединка переродило отношение «недовольных» дедов к Олегу. Достаточно многие, кто ещё недавно злобно ворчал в его сторону, смотрели теперь на него с благовейным восторгом. Ещё бы… Уронить кулакастого Дождя в два движенья, было весьма непросто. Судьба Бурого была решена однозначно. Старые подходили к Олегу исключительно, чтобы поздравить и похлопать по плечу. О его соц. положении никто больше не заикался. Дождю обработали рану йодом и налепили широкую полоску пластыря на бровь. На всякий случай, он спросил, у покидающего учебный класс светлоусого старика:
— Сава?!
Тот обернулся, с ещё неприкуренной сигаретой в зубах, кивнул усмехнувшись:
— Конечно! Мог бы не спрашивать…
Незаметно вслед за Савой разбрелись остальные. Кто-то ушёл курить, кто-то спать. Вечер, начавшийся с застолья, и кончившийся смачной драчкой, перестал быть томным. Словно в кинотеатре включили свет, и впечатлённый зритель начал расходиться. Остались лишь немногие: Рюха, Слон, Лопата, Сазон, Дождь и он, конечно же, ныне уже не Голова, а Бурый.
Они сидели за столом с недоеденным десертом, дули на свежезаваренный чай в чашках и незатейливо общались.
— Кто такой Версан? — Спросил Олег, осторожно щупая своё лицо.
Только сейчас стало ощущаться, как ему здорово набили морду. Битые места стали припухать, а левое подглазье заволокло гематомой.
— Был такой, в нашем призыве пацан. — Начал рассказывать Дождь. — С Махачкалы вроде. Тимур Версанов. На азера не похож, морда славянская, но духовитый я тебе скажу… Деды его не «решали» как мы тебя, а сразу под «пресс». Замесили калганом, он с недельки две отлеживался в госпитале. Вышел. Думали, сломался… Какой там… С роты «дедов» — двоих замесил в тесто.
— Причём Хорвату раздробил челюсть и отправил его туда, откуда сам вернулся! — Доложил справа от Олега Сазон, чернявый ротный дедок.
— Ага! — Продолжил Дождь, осторожно отхлёбывая горячий чай. — Пришёл в казарму, притащил с собой увесистую железяку. Где он эту арматуру надыбал, непонятно… Только пообещал всем, кто к нему сунется проломить черепушку. Серьёзно так пообещал. Убедительно. Деды поглядели на него, поматерились, поматерились и притухли. И очень скоро, Версан ходил по части гордо расстегнутый и ушитый не по праву. Почти как ты, Бурый…
Дедушки зашумели, оживлённо вспоминая историю годичной давности.
— Бля, мы сами боялись рядом с ним спать. — Голосил Лопата. — Он с этой железякой как с бабой в обнимку спал. Вдруг, думали, во сне перемкнёт и наугад вломит. От него кровати сдвигали, веришь, нет?
Все засмеялись, и Олег тоже заулыбался, радуясь, что деды не знают, что лежит под подушкой у него.
— Ну и вот… — Продолжил, погодя, Дождь. — Днём он этот прут где-то прятал, а ночью спал и в руках грел… Дедам уже не улыбалось его прессовать, лишь бы, не убил кого… Ему и предложили перестать психа корчить и выкинуть железку. А за это, мол, аннулируем гусёвку…
— И чё поверил? — Спросил Головной, глотая подостывший чай.
— Поверил, че не поверить. Спал потом без неё… Только засыпал всегда после дедов. Совсем ка ты, Бурый! А?!
Каптёрщик громко засмеялся, увлекая смехом остальных.
— Да нет, Бурый нормальный пацан. — Хлопнул по плечу, слева сидящий Слон. — Версан был псих, поэтому и попал в «дизель».
— А
— Это отдельная песня. — Ответил Дождь. — Впрочем, тебе же сказали… Псих… С дисциплиной не дружил абсолютно. Ладно, дедов не слушал, так он огрызался командиру взвода, приказам никаким не подчинялся. Мог из строя выйти, когда заблагорассудиться и послать мог на х… любой погон, от прапора да майора… Неадекват одним словом. Ему такой горячей башкой шахты бурить, а его в армию забрали. У нас тогда молодой летёха служил при штабе. Версан в наряд угодил к нему. Вышло так, что летёха что-то приказал ему… Типа, убраться у него в кабинете. Ну, Версан взбрыкнул. Слово за слово, сцепились они в махалово. Версан летёхе два ребра сломал и передние зубы выставил. Может быть, всё и закончилось гауптвахтой… Только у летёхи, батя — полкан в гарнизоне… Такую волну погнал. Дело отправили в трибунал, а там долго не разбираются. Дисцбат — два года, это ещё минимальный потолок.
Деды опять заголосили, выдвигая мнения по поводу.
— Сам виноват.
— Если дикий, не слезай с гор…
— Там, мозги ему вылечат…
— В «дизеле» не забалуешь… Там, всё бегом делают…
— Если дослуживать сюда вернётся. — Сказал дождь. — Ты его увидишь. Как-никак, год остался… Мы-то, не застанем…
Олег прикончил две полоски арбуза и наконец, ощутил, что живот полный. Со стола неохотно уходили печенье, вафли, конфеты. А сгущёнки было наварено впрок, поди, на два дня.
— Ты ешь, ешь! — Подбадривал Рюха. — Всё равно выкидывать!
— Как выкидывать? — Чуть не поперхнулся Олег, вытаращившись на именинника.
— Шутит. — Засмеялся Дождь. — Ща, гусей разбудим, те со стола всё подметут, заодно и приберутся… Многолетняя практика, брат! Что не съест царь, доест кузнец. Ха-ха-ха… А помните, братва, нас деды на хавчик поднимали?!
Старики оживились, бурно вспоминая, как ещё год назад, не смотря на недосып, они буквально летели на праздник живота.
— М-да-а… А «поляны» у них были лучше…
— Да ничё, не лучше. Я, например, не помню, чтобы дыню ел.
— А шербет как ел, помнишь?! Аж за ушами трещало…
— А сам-то чё, меньше ел?!
— Да нет, пацаны… — Улыбаясь, молвил Дождь. — Просто мы были голодные. Наши столы гуси тоже запомнят…
Он вдруг по-особому взглянул на товарищей.
— Рюх? Лопата? Что, в самом деле, по нулям?! В смысле горючего?
— Почему по нулям, брат?! — Хитро улыбнулся Лопатин, извлекая из-под стола трёхлитровую банку. — Во, смотри… Тут еще, пожалуй, на два раза хватит.
— Во, жук! И молчит! А мы тут чаем давимся. Давай, наливай! Бурому побольше накапай!
— Не-е, мужики. — С набитым ртом, Олег затряс головой. — Я вообще не пью!
— Не пьёшь, хорошо! — В тон ему, вроде как похвалил Дождь. — Но когда-то ведь начинать надо? Тем более, твоё социальное положение надо обмыть. Так что, братуха… Не отвертишься! Давай, давай, выпей!
Каптёрщик подвинул Олегу стакан с подозрительно тёмно коричневой жидкостью.
— Давай, брат, до дна! — Дождь поднял свой стакан и ударил краешком по его посуде. — За твой статус, Бурый!