Морок
Шрифт:
— Что, Чебурашка, не спиться?
Чебурашка — видимо, из анекдота, где Гена будит его веслом, но Ваня не развил шутку, а взял другое направление.
— Где моя женщина, бледнолицый? Сердце моё неспокойно.
Непроницаемая маска, на которой ни улыбки, а лишь холодный вопрос. Олег, конечно же, оценил эпатаж. Растянув губы в улыбку, заметил:
— М-да-а… Шутить ты начинаешь раньше, чем встаешь. А вот с памятью, дорогой индеец, у тебя проблемы…
— Это не ответ, бледнолицый. Где моя скво?
— Отвечаю, краснокожий! —
Уголки Ваниных губ дрогнули, и он рассмеялся, сбрасывая роль.
— Какие ещё места? — Спросил, присаживаясь напротив.
— Ты что и, правда, не помнишь? Ну, ты даёшь… Гойко Митич! Девочки, вчера об этом весь вечер жужжали…
— А-а-а… Да-да-да-да! — Припоминая, закивал головой Климов. — Рыбья расщелина… И давно ушли?
— Примерно час назад.
С идеей, посетить эту расщелину, носились последние два дня. Особенно, настроены были девчонки. Вадим, как всегда в непревзойденных пастельных тонах описал внутренне убранство легендарной пещеры, что не удивительно, отчего любознательным дамам захотелось взглянуть хоть одним глазом… Ваня изначально не ратовал идею идти под камни. А когда женщины рьяно и настойчиво стали просить лесного гида сопроводить их на экскурсию, Климов решительно отказался от этого путешествия.
— Клаустрофобия. — Смущенно улыбаясь, вроде как объяснил Ваня. — Я в колодец-то боюсь лезть, не то, что в пещеру. Попытки Натальи расшевелить бой-френда не увенчались успехом. Климов был непреклонен, как та гора. Пришлось вычеркнуть его из списка, а вслед за ним отклонил своё участие и Олег. Мотивация его отказа была не оригинальна: я там, дескать, был; с Николаичем облазил там всё вдоль и поперёк, да и потом лагерю нужен серьёзный сторож… Идите, мол, сами, и Ваню забирайте. Но Климов на счёт сего высказался, так что круг следопытов сузился до лиц женского пола, которые подтрунивая над мужчинами, тем не менее, были преисполнены желания посетить чудо-пещеру. Вадим понимая, что его никто не тянул за язык, полностью взял ответственность экскурсовода на себя.
— Примерно, час назад. — Ответил Олег.
— Понятненько. — Задумчиво молвил Ваня, почёсывая шею.
Накануне этих сборов Наталья была необыкновенно оживленна. Беспрестанно щебетала и льнула с поцелуйчиками к Климову. Такая возбужденность несколько озадачила Ваню. Наташу он знал не первый день, и бывало всегда, что она жеманничала. Но чтобы так… Вся навыверт… Девушка, же смеясь, всё объясняла просто:
— Ванька, я же в пещерах ни разу не была. Это же, наверное, так страшно и интересно одновременно! Такой драйв!
— Зачем же тогда идти, раз страшно? — Спросил Климов.
— Потому что интересно, балда! — По-девчоночьи высунула язык Наталья.
Непритязательность женской логики обезоруживает любого мужчину. Ей бы и закончить этим, но Наталья
— К тому же, у нас опытный экскурсовод. С таким, нигде не страшно…
Фраза, как фраза… Исчерпывающе объясняет… Но именно после неё, Ване в тот вечер стало неспокойно на душе. Грудь заполонило ощущением тоски и какой-то непонятной утраты. Словно в чём-то его обокрали… Только в чём?
— Слышь, Голова. — Буркнул Ваня, не отнимая глаз с красных углей. — А ты Николаича давно знаешь?
— Давно! — Уверенно сказал Олег, подкладывая сучья в эпицентр огня. — Вадим — человек с большой буквы. Мало того, что он стопудово — мужик, но он ещё человек высоких моральных устоев. Мне у него есть чему учиться.
— А ты учишься?
— Да как тебе сказать, Ванька… Мы и сейчас, бывает, с ним очень сильно спорим. Но… Я знаю! Я просто чувствую, что он прав! А я нет… Ты же знаешь, я по жизни хулиган. Так вот… Если бы не Вадим, то скорее вероятно, мотал бы ща срок за колючей проволокой, а не беседовал с тобой у костра.
— А ты уверен, что это его заслуга?
— Абсолютно, Ваньша! Абсолютно… Николаич научил меня держать удар, не только в спортзале… Но и вообще, держать удар по жизни!
Ваня тонко усмехнулся, отгоняя едкий дым от лица.
— Олег! Это было в тебе до него! Мне со стороны виднее…
— Да?! Может, и было… Только что-то от себя он дал… В смысле морали. Я ведь сопляком, только в кулак-то и верил. Да и сейчас, бывает, закипает дурь в башке и выплёскивается наружу. Вот как с бабочками, например… А Вадим… Он как икона для меня. Он учит не уча. На него хочется глядеть и подражать его спокойному голосу, манерам. Ну, а если и скажет резкое слово, то значит, надо что-то пересматривать в себе.
— Это всё понятно… — Ваня вновь почесался. — Что пример он для тебя, и всё такое… Только, что ты о нём знаешь, кроме того, что он хороший охотник и хороший человек? Почему у него, скажем, до сих пор бабы нету? Или все таёжники — гордые одиночки?
— Бабы нет — это косяк что ли? — Криво сощурился Олег. — Что-то ты, Ванька, не ту песню поёшь! Ты кто? Работник загса? А насчёт бабы… Была у него какая-то. Там всё мутно… То ли она его бросила, то ли он её. Согласись, такие вещи в лоб не спросишь. А сам он скуп на воспоминания. Ты не поверишь, недавно только узнал, что он воевал в горячей точке!
— Да ну?!
— Вот тебе и ну! Сам варежку открыл. Он ведь всё больше молчит, а тут его прорвало… Да я ещё, наступил на мозоль, он всё и выложил. Николаич попал срочником в Чечню, в Грозный… В самом пекле пёкся. Такое там, грит, было…
— Да-а-а… — Обескуражено протянул Климов. Потом добавил: — Я читал в сводках: гробы не успевали отсылать. А сколько наших осталось там… Никто не считал.
— Вот-вот! А Вадим выжил. Живёт себе и молчит в тряпочку. Хоть рассказал бы разок… Говорят, оттуда все такие молчуны приходят.