Моролинги
Шрифт:
— Послушаетесь?
— Пока да. Еще поговорил с тем пилотом, который нас сюда привез. Он оказался славным малым, зря я его тогда… Кстати, почему ты не сказал, что Бенедикта вез тоже он?
— Не успел. Хотел, но не успел.
— Ладно, черт с тобой… В списке пассажиров Бенедикт был под своим именем. Пилот сказал, что после того рейса часть пассажиров отправили в «Вершину Грёз». Никаких других турбаз или гостиниц в окрге больше нет. Я подозреваю, что Бенедикт остановился «Вершине Грёз» под другим именем. Планирую туда слетать. На завтра я заказал флаер.
— Кто
— Местный пилот. Они не разрешают летать самостоятельно — только с их пилотом. Будет неприятно, если из «Вершины Грёз» Бенедикт махнул прямиком в Амазонию. Несмотря на ураган, два рейса туда отправили.
— Успокойтесь, инспектор, Бенедикт до сих пор в Ламонтанье.
— С чего ты взял?
— Интуиция.
Инспектор чертыхнулся и отключил интерком.
Я снова залез в базу данных. Локус Центра Радиокомических Наблюдений не редактировали три года. Обнаружил описание каких-то астрофизических наблюдений. Только правительственное финансирование. О проблеме аттракторов ровным счетом ничего. И никаких имен.
Загасив экран, я растянулся на койке. Пора было собрать все мысли воедино. Если честно, их оказалось не так много. Инспектор был прав, Бенедикт вполне мог податься на «Вершину Грез», поскольку она ближе к Центру Радиокосмических Наблюдений. Пять лет назад ЦРН возглавлял доктор Рунд. Вероятно, он до сих пор там, и ради встречи с ним Бенедикт прилетел на Ауру.
А Брубер и Цанс? Оказались ли они в Ламонтанье лишь поскольку сезон ураганов заставил корабль сесть здесь, а не на Праздничном Столе?
И еще Вейлинг… За кем его послал Краузли?
Надпись в туалете, мол, мы не того ищем. Бред.
Мне надоело разглядывать трещину в полке над койкой, и я закрыл глаза. Сразу представился Шеф; скребя проволочкой затылок, он самостоятельно решал проблему аттракторов. Бенедикт не улетел с Фаона, а прятался в распознавателе в кабинете Яны, потом на него напал медведь Бьярки, превратившийся в вождя моролингов, Амирес снова надышался «Буйного Лунатика» и спалил дом вместе с расквантованными файлами Корно. Последний, восстав из гроба и называя себя почему-то Робертом Грином, гонялся за Шекспиром, который никогда не умирал, ибо бессмертен.
20
Когда я открыл глаза, часы показывали пять минут девятого. Ужин, должно быть, в самом разгаре. Кое-как приведя себя в порядок, я выбрался из своей кельи. Правда, мне повезло с этажом — и ресторан и смотровая галерея находились рядом.
Ауранское солнце едва перевалило через зенит. Аура вращается вокруг своей оси в три раза медленнее Фаона, и в два с половиной раза медленнее Земли. Дабы не издеваться над организмом, обитатели планеты, исключая моролингов, живут по земному расписанию — час в час. Как убивают время моролинги, ауранская наука пока не установила.
В ресторане сидело десятка два посетителей. Вейлинга я заметил первым, он сидел один. Проходя мимо, я пожелал ему приятного аппетита. Он ответил тем же, поскольку понимал, что как ни ответь, аппетита мне не испортить.
Цанс и Брубер ужинали вдвоем за четырехместным столиком. Я подошел.
— Профессор, рад что вы благополучно добрались. Приятного аппетита. И вам, господин Брубер. Мы с вами виделись на смотровой галерее.
Брубер вопросительно посмотрел на Цанса.
— Это господин Ильинский, он, как и мы, с Фаона, — представил меня Цанс.
Вдалеке от родины, бльшего о себе сообщать нет необходимости, достаточно быть земляком. Бруберу ничего не оставалось, как предложить мне составить им компанию. Я махнул биороботу-официанту.
На всех планетах давно отказались от мысли делать биороботов по образу и подобию человека — очень уж пугающе похожими они получались. Биоробот-официант являлся воплощением простоты: трехколесный куб со стороной в полметра, на верхней грани — экран, с которого веселая мультяшная физиономия предлагала одно аппетитное блюдо за другим. Заметив, что сотрапезники едят одно и то же, я приказал роботу повторить. Официант ответил «сей момент» и, что-то насвистывая, покатил в сторону кухни.
— Вы не расслышали, что он там насвистывает? — спросил я у Цанса.
— Нет, — ответил он.
Таким тоном он вполне мог сказать, что находит мой вопрос идиотским.
Я попробовал найти общий язык с Брубером.
— Я читал ваш роман, любопытный…
— Бог с ним, с романом. Вы пьете?
Не дожидаясь ответа, Брубер наполнил мне бокал.
— Тогда, за встречу, — предложил я.
В знак солидарности, Цанс оторвал стакан с газировкой на полтора миллиметра от стола. Прозрачная этиловая настойка оказалась обычной водкой. Когда мы выпили, Цанс сказал:
— Будем надеяться, что моролинги ваш роман не читали.
— За это тоже можно выпить, — вставил я. — В смысле, за то, чтобы не дай бог, не прочитали.
Писатель с нажимом возразил:
— После того как мы нарушили договор, они больше не верят в написанное на бумаге и, полагаю, не читают.
Я удивился:
— А разве они умеют?
— Да нет, конечно не умеют. Я полагаю, профессор меня понял. Художник имеет право на вымысел. Важны поступки, а не значки на бумаге. Сейчас они не хотят с нами разговаривать. Они хотят, чтобы их оставили в покое. А что о них пишут, я уверен, им все равно.
Краем глаза, я увидел, как Катя, обходя столики, спрашивает посетителей, всем ли они довольны, есть ли у кого какие пожелания, а если нет, то вот вам пожалуйста программка с перечнем доступных туристических развлечений. Плата умеренная — не то что у конкурентов.
Подошла она и к нам.
На дежурные вопросы она получила дежурные ответы. Я пожаловался на тесноту, она сказала, что это зависит не от нее и посоветовала взять пример с «моих друзей» — Цанса и Брубера. На пятом этаже есть свободные двухкомнатные номера с ванной в полный рост и окном во всю стену. На стол передо мной был выложен цветной буклет с перечнем туристических услуг. «Друзья» получили свои буклеты еще позавчера.