Мороз по коже
Шрифт:
Маше дали шлем, в котором утонула ее голова, и она видела мир сквозь узкую полоску дымчатого стекла. Ее, как ребенка, усадили на заднее сиденье, и мотоциклы, встав на дыбы, с грохотом сорвались с места. Выезд из двора был перекрыт цепочкой ребят, выкрикивавших какие-то лозунги на своем непонятном языке. Они расступились, пропустили мотоциклы и вновь слились в единое целое.
Какая-то машина попыталась выехать следом, но так и застряла. Веселая компания даже не обращала внимания на сигналы клаксона и выкрики водителя и пассажиров.
Машину
Машу доставили до места с почетным эскортом. Сидевшие у окна Журавлев и его спутники глянули на улицу. Прямо возле дверей в пивной бар с визгом заскрипели тормоза, и три сверкавшие никелем и хромом громобойные двухколесные машины застыли у тротуара.
С одного из мотоциклов сошла изящная женщина в зеленом платье в горошек и сняла с головы шлем гигантских размеров. Тряхнув головой, она расправила светлые волосы и направилась в бар.
— Метелкинский почерк, — сказал Вадим. — Странно, что она не прилетела на метле.
— А мы ее уже где-то видели, — заметила Настя.
— Я уже давно никому и ничему не удивляюсь. Пойду встречу даму…
Журавлев встал. Маша вошла в зал и увидела высокого красивого блондина, который шел ей навстречу. Ей не нужно было напрягать память, она его тут же узнала и опять покраснела, как в первый раз.
— Мир тесен. Наконец-то я могу спросить, как вас зовут, милая-амазонка.
— Маруся.
— Слава Богу, не Клеопатра. Идемте за наш столик.
Теперь их стало четверо. От пива Маша отказалась, креветки ела с удовольствием. Настя попросила официанта принести бутерброды, догадавшись, что Маша голодная.
— В конверте две фотопленки и письмо. Женя сказал, что вы их сами проявите. В Егорьевске нет мастерских по проявке. У нас вообще не любят людей с фотоаппаратами.
Журавлев взял конверт.
— Вы ведь давно в Москве? — спросила Настя. — Я говорю о сегодняшнем дне. Где вы были?
— Вас искала. Телефон не отвечал, и я поехала домой к Жене. Он говорил, что вы живете у него, но вас там не оказалось.
— Вы хотите сказать, Маша, что поднимались в квартиру к Женьке? — удивилась Настя.
— Нет, он меня предупреждал о возможной ловушке. За его квартирой следят. Я это поняла и не пошла к нему.
Митрофан не участвовал в разговоре, он смотрел в окно и о чем-то думал. Маше его лицо показалось знакомым, но она не решалась спросить напрямую, а молодой человек даже не смотрел в ее сторону. Журавлев прочел письмо и передал его Насте.
— Когда вы возвращаетесь домой, Маруся? — спросил он, внимательно разглядывая женщину.
— Сейчас еду на вокзал. Доберусь не раньше одиннадцати или двенадцати ночи.
— Вы увидитесь с Евгением?
— Надеюсь.
— Передайте ему, чтобы он не ходил в монастырь. Это очень опасно. Как я догадываюсь, его уже подцепили на крючок.
— Да,
— Такого момента не будет, — твердо заявил Митрофан, не отрывая глаз от окна. — Если его засветили, то обязательно возьмут. С каждой минутой круг будет только сужаться. Не в их манере отпускать вожжи. Помимо УВД, есть еще силы, способные найти иголку в стоге сена, и наверняка они уже подключились к делу. Гораздо менее опасные люди, не угодившие властям, исчезали раз и навсегда. Шесть лет назад три табора цыган провалились сквозь землю. Они промышляли кражей скота. Ничего, кроме перевернутых телег и порушенных шатров, не нашли. Ни одной живой души.
— И что же делать? — спросила Маша.
— Вы можете ему помочь! — Митрофан бросил на нее оценивающий взгляд, словно хотел убедиться в ее решимости. — Сначала вам надо подготовить отход. Идите к реке, пять-шесть километров от центра города через парк, потом лесом.
— Я знаю, мы ходим с подругами купаться.
— Только вам придется переплыть на другую сторону. Знаете, где село Мамонтовка?
— Найду.
— Там найдете учителя по физкультуре местной школы, Валентин Забелин, спортсмен. Он добился от властей финансовой поддержки, и сейчас в школе имеются три современные моторные лодки и один катер. Скажете Забелину, что вас Коптев-младший прислал. Он знает, что делать. Спустит по реке Евгения до Калуги, а там на рефрижераторе до Москвы доберется. И не стоит с этим тянуть. Время против него работает, а не наоборот. Я знаю, что говорю.
— Вы ведь из Егорьевска? — несмело спросила Маша.
— Кое-что знаю об этом городишке. Но я, как видите, здесь. Москва большая. А парень там, и шансов выбраться у него немного. Советую не терять времени.
— Я все поняла.
Маша встала. Журавлев проводил ее до выхода. Когда он вернулся, Настя перечитывала письмо.
— Как нам раздобыть статью Еремина? — спросила она. — В редакции нам ее не дадут.
— Сами возьмем. Поясок с отмычками у меня еще цел. Реликвия. Подарок самого Максимыча, старорежимного вора в законе, виртуоза-медвежатника. В шестидесятых и семидесятых его имя гремело на всю Москву.
— Ну, навык ты не потерял, конечно, а сигнализации к сегодняшнему дню стали куда надежнее и хитрее.
— Только люди при этом не поумнели. Пользуются теми же допотопными методами. Редакция — не банк.
— Ночью проверим, — Настя встала. — Идем пленки проявлять.
После совещания у Дантиста Гельфанд встретился с командой одного из подразделений Пигмея и разработал план операции, к ней были подключены все необходимые структуры для так называемой Карусели. После всех уточнений он позвонил бывшему майору и назначил Сердюку встречу в центре Москвы.