Морская невеста
Шрифт:
Манус оскалился.
— Я не давал тебе разрешение пересекать мой порог, фейри.
— Мне не требуется разрешение, — лепрекон обошел гору бутылок и прислонился плечом к камину. Он окинул Мануса взглядом. — Выглядишь ужасно.
— Если умный, поймешь причину, — Манус потянулся за другой бутылкой, но пальцы замерли в воздухе, он понял, что уже все выпил. — Черт.
Лепрекон смотрел, как Манус замер. Его глаза пылали, но Манус не позволял себе почесать шею, где магия фейри давила сильнее всего.
— Почему ты тут? —
— А что я наделал?
— Слуги говорят, — он махнул вяло в сторону двери. — И я не слепой. Я видел, как ты смотрел на нее, и я знаю, что ты повлиял на случившееся.
— Да? — лепрекон приподнял рыжую бровь. — Расскажи мне.
— Я знаю ваш вид. Я видел, как ты бродишь по улицам, хвалишь дам, мрачно глядишь на мужчин. Ты грубиян, охотишься на слабых. И ты видел в моей Сирше легкую добычу.
— Твоей Сирше?
— Да, моей, — прорычал Манус. — Или ты теперь считаешь ее своей?
— Я не заявляю власть над другим человеком.
Холодный смех вырвался из Мануса, громкий и жестокий.
— А я думал, что фейри не могут врать.
Молчание после этого ударило по его ушам. Лепрекон смотрел на него, впиваясь взглядом глубоко в душу, и Манусу это не нравилось. Мужчина видел слишком много.
Лепрекон кашлянул.
— Думаешь, мы с Сиршей… что? Были любовниками?
— Как я и говорил. Люди рассказывали.
— Да, она всегда переживала из-за этого. Мне нравится смеяться над вашими глупыми идеалами, но она чувствительно относилась к страданиям людей. Она не хотела, чтобы хоть кто-то из вас был несчастен.
Лепрекон был слишком дружелюбен с его женой. Он говорил, словно они были близкими друзьями, и слова жалили. Сирша ни разу не озвучивала тревоги Манусу. Она всегда была счастливой, что бы ни видела.
Он вздохнул и зажал переносицу.
— Если ты делаешь ее счастливой, тогда удачи вам.
— Что, прости?
— Просто заботься о ней, — процедил Манус. Слова были ножом в животе, крутились с каждым звуком, слетающим с губ. — Она важна для меня, что бы ты ни думал. Я знаю, что она не мертва. Я знаю, что она не вернулась бы к той кошмарной жизни, которую вела. Остаешься ту. Заботься о ней, или я отслежу тебя и убью.
Лепрекон странно посмотрел на него.
— Ты отдаешь ее мне?
Руки Мануса дрожали. Его кулаки сжались, хотели ударить по чему-нибудь. Но дело было не в нем. Даже пьяный и колеблющийся, он хотел, чтобы Сирша была счастлива. Если она выбрала этого мужчину, то ему нужно было предупредить его.
— Она — нежная и с золотым сердцем. Будь осторожен с ней, лепрекон.
— Но ты отдаешь ее мне? — фейри щелкнул пальцами. — Вот так?
— Не просто так. Она — личность, — и она должна была принимать свои решения, но ему нужен был контроль. Она бросила его. Ему решать, вернется ли она. — Просто… не дай ей забыть, что ее любил дурак, который ошибался, но пытался
Лепрекон пожал плечами.
— Не думаю, что я ее еще увижу. Я не могу долго плавать в океане. Никогда не любил холодную воду.
— Что?
— Она уплыла. Кто знает, куда, но в океан, где ей и место.
Манус покачал головой, не понимая фейри.
— Что значит, ты не знаешь, где она?
— Я сказал ей вернуться туда, где было ее место, но не сказал, куда. Я знаю, что где-то тут есть стая русалок, но я не знаю, как их найти.
Все расплывалось перед ним.
— Ты сказал ей уплыть?
— Ты явно не собирался, — лепрекон хищно улыбнулся, скрывая гнев. — Кому-то нужно было думать об ее интересах.
— Она бросила меня из-за тебя? — Манус вскочил на ноги. — Ты отправил ее в воду без защиты, к незнакомцам, даже не подсказав, где искать?
— Она фейри. Она знает, как позаботиться о себе.
— Она — моя жена! — прогремел Манус.
Улыбка лепрекона изменилась. Морок дрожал, упал, открывая жуткого фейри с золотой кожей и зубами, похожими на ножи. Он был высоким, рыжеволосым, мерцал, как растопленный металл.
— Уже нет.
Манусу было плевать, что фейри хотел драки. Ему было плевать, что фейри был ужасно сильным и мог поставить его на колени. Это было делом гордости.
Его кулак пролетел по воздуху и попал по скуле другого мужчины. Огонь вспыхнул на костяшках. Его ладонь дрожала, но он не собирался останавливаться в ближайшее время.
Лепрекон молчал. Пьяному Манусу было все равно, что другой мужчина был прав. Ему было все равно, что Сирша заслужила жить с семьей, если этого хотела. Его заботило лишь то, что этот мужчина признался в причастности к исчезновению его жены.
И он пострадает за это.
Еще удар попал по челюсти лепрекона. Манус ощутил треск под кулаком, а потом удовлетворение от крови, брызнувшей на камин.
Он бил лепрекона, колотил кулаками, куда попадал. Не важно, что его костяшки кровоточили, а кости трещали, боль была лишь мелькнувшей вспышкой, только распаляла его.
Он хотел, чтобы лепрекон ощутил боль. Каждый треск кости и плоти дрожал в руке Мануса. Дрожь добегала до его головы, убеждала, что другой мужчина иначе не поймет его гнев и боль, сотрясающую его телу.
— Я пытался быть больше, — прорычал Манус, когда лепрекон отошел. — Она заслуживает способного мужчину.
— Да? Или ты давил на нее своими идеалами?
— Молчи, — Манус быстро и метко опустил кулак.
Лепрекон пригнулся, потрясая скоростью. То он сжимался на полу, истекая от ссадин на лице, а теперь был в пяти футах от Мануса, снова прислонялся к камину.
Манус смотрел, как он вытирал кровь с губ, сверкая острыми зубами в подобии улыбки.
— Осторожнее, человек, — предупредил лепрекон. — Тебе не понравится, если ты разозлишь меня.