«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны
Шрифт:
Легковерие доброго слуги наконец истощилось. Укоризненно взглянув на гардемарина, он удалился, предоставив юнцу потешаться вместе с товарищем, который подошел к нему незадолго перед тем.
А «Кокетка» продолжала свой путь. Замок, церковь и деревни, выдуманные гардемарином, вскоре сменились низким песчаным берегом, а чуть подальше, в глубине, виднелись низкорослые сосны; нет-нет между деревьями открывалась прогалина, на которой стояло уютное жилище какого-нибудь состоятельного фермера, окруженное надворными постройками, или богато разукрашенный дом крупного землевладельца. К полудню над морем поднялась вершина горы; а когда солнце скрылось за грядой холмов, крейсер миновал песчаный мыс и остановился на том самом месте, откуда снялся с якоря, когда капитан его, побывав на бригантине, вернулся
— Крейсера и бригантины! — пробормотал Миндерт, когда им удалось наконец разглядеть свою находку. — Эта бронзовая девка преследует нас, словно мы украли у нее мешок золота! Дайте мне только сойти на берег, и ничто, кроме депутации от городского совета, не заставит меня больше покинуть мое жилище!
Ладлоу взялся за руль и снова направил шлюпку к реке. Теперь он знал, к какой хитрости прибег контрабандист, чтобы его провести. Надежно сбалансированная бочка, поставленный вертикально шест и погасший фонарь в форме женской головы со зловещей улыбкой на лице сразу заставили его вспомнить обманчивый огонь, который вынудил «Кокетку» переменить курс в ту ночь, когда она преследовала бригантину.
Глава XXIII
Дочь и наследницу свою король
За сына королевы прочил замуж
(Король ведь на вдове женат); а дочь
Другого полюбила; хоть он беден,
Но человек достойный.
Когда олдермен ван Беверут и Ладлоу подходили к вилле, уже совсем стемнело. Смеркаться начало еще раньше, вскоре после того как они отошли от шлюпки; тень горы покрыла реку, узкую полоску берега и тянулась далеко в океан. Ни тот, ни другой не заметили на вилле или около нее никаких перемен, пока не поднялись до самых ворот и не ступили на маленькую зеленую и благоухающую лужайку перед домом. Но прежде чем войти в ворота, за которыми начиналась эта лужайка, олдермен остановился и заговорил со своим спутником прежним сердечным тоном, почти оставленным им в последние дни.
— Друг мой, надеюсь, ты понимаешь, что события этой маленькой морской прогулки — дело скорее семейное, чем публичное, — сказал он. — Твой отец был старым моим другом, я очень дорожил его расположением, и, можно сказать, мы даже состоим в родстве благодаря смешанным бракам. В жилах твоей достойной матери, которая ни денег, ни слов на ветер не бросала, текла кровь моих предков. Я был бы глубоко опечален, если бы наши добрые отношения, рожденные памятью о прошлом, почему-либо нарушились. Я допускаю, сэр, что доход для государства то же, что душа для тела — движущее и определяющее начало, и как тело без души — все равно что дом без жильцов, так и государство без дохода подобно трудолюбивому и неутомимому мастеру без необходимых материалов. Но к чему доводить дело до крайности! Если эта бригантина, как ты, надо полагать, подозреваешь — а для этого у нас и в самом деле достаточно оснований — и есть судно, именуемое «Морская волшебница», то она стала бы твоей законной добычей, сумей ты ее захватить; теперь же, когда ей удалось скрыться, я не знаю, каковы твои намерения; но помни, что твой покойный отец, достойнейший член королевского совета, имел обыкновение хорошенько подумать, прежде чем раскрыть рот, чтобы сказать хоть малейшую нескромность.
— Как бы я ни поступил, сообразуясь с тем, что велит мне долг, вы можете смело положиться на мою скромность по отношению к… к удивительному… к весьма решительному шагу, который ваша племянница сочла нужным совершить, — отозвался молодой человек, не в силах при упоминании об Алиде совладать с дрожью в голосе, выдававшей, насколько все еще велика ее власть над ним. — Я не вижу необходимости оскорблять семейные чувства, на которые вы намекаете, и рассказывать о ее заблуждении, давая пищу для праздных людских толков.
Ладлоу резко оборвал свою речь, предоставив олдермену
— Вот слова, достойные благородного, мужественного и… искренне любящего человека, капитан Ладлоу, — сказал олдермен. — Правда, я хотел предложить вам кое-что. Однако мы не станем затягивать этот разговор ночью, под открытым небом… Эге!.. Кота нет — мыши пляшут! Эти черномазые, которые так любят разъезжать по ночам на хозяйских лошадях, захватили флигель Алиды! К счастью, комнаты бедной девочки не так велики, как гарлемский выгон, а то бы мы сейчас услышали там стук копыт какой-нибудь лошади, на которой скачет негр, нахлестывая ее вовсю…
Тут олдермен, в свою очередь, осекся, содрогнувшись так, словно увидел призрак кого-нибудь из покойных колонистов. Когда он заговорил о флигеле, Ладлоу тоже взглянул на «Обитель фей» и одновременно с Миндертом воочию увидел через открытое окно красавицу Барбери, расхаживавшую по комнате. Ладлоу рванулся было вперед, но рука Миндерта остановила его пылкий порыв.
— Пожалуй, здесь не ногами, а мозгами шевелить надо, — промолвил спокойный и рассудительный олдермен. — Нет сомнения, это моя племянница или у дочери старого Этьена де Барбери есть двойник. Эй, Франсуа! Скажи-ка, видел ли ты женщину в окне флигеля или же мы приняли желаемое за действительное? Знаете, капитан Ладлоу, порой я каким-то непостижимым образом обманываюсь в качестве товара, просто наваждение какое-то, потому что голова забита денежными расчетами; ведь когда жива надежда, с кем такого не бывает!
— О да, мосье! — с живостью откликнулся слуга. — Ах, как жаль, мы уходим в этот морской вояж, а мадемуазель Алида у себя и не покидал дом. Да, да, я был очень уверен, что тут есть наше заблуждение, я знай, во вся фамийль Барбери никто не любил стать моряком.
— Ну полно, полно, мой добрый Франсуа, на суше Барбери чувствует себя как лиса в норе. Ступай на кухню и скажи этим бездельникам, что приехал их хозяин, да запомни: вовсе незачем рассказывать обо всех чудесах, которых мы насмотрелись в океане. А теперь, капитан Ладлоу, войдем в комнату моей послушной племянницы, стараясь не поднимать шума.
Ладлоу охотно принял это приглашение и тотчас последовал за олдерменом, сохранявшим непререкаемую властность и внешнюю невозмутимость. Перейдя лужайку, они невольно замешкались, чтобы заглянуть в открытые окна флигеля.
Флигель красавицы Барбери был убран во французском вкусе, унаследованном ею от отца. Громоздкое великолепие, свойственное царствованию Людовика XIV, не коснулось столь незначительного человека, каким был мосье де Барбери, а потому он привез с собой в изгнание лишь необходимые и сделанные со вкусом вещи, почти без исключения доставшиеся ему по наследству, не обременяя себя дорогой и модной в то время роскошью. К этим вещам со временем добавились местные, более удобные предметы английского или, что почти то же самое, американского обихода, — такая совокупность, если суметь ее найти, пожалуй, представляет собой наиболее удачное сочетание приятного с полезным. Алида сидела за столиком красного дерева и была погружена в чтение какой-то книги. Рядом стоял миниатюрный чайный сервиз, какие были в то время почти во всех домах, но чашечки и блюдца были тонкой работы и самого лучшего качества. Она была в халатике, достаточно скромном для ее возраста, и вся ее фигура дышала тем уютом и грацией, которые подобают ее полу и придают столько прелести и интимного своеобразия уединению очаровательной женщины. Алида была поглощена книгой, и, хотя маленький серебряный чайник тихонько свистел у самого ее локтя, она, как видно, не замечала этого.
— Вот картина, которую я так любил рисовать себе в бурю и шторм, вынужденный простаивать на палубе столько мрачных и ненастных ночей напролет! — прошептал Ладлоу. — Когда тело и душа изнемогали от усталости, именно такого отдохновения жаждал я больше всего на свете и осмеливался даже надеяться…
— Да, торговля с Китаем имеет будущее, а вы, мистер Ладлоу, я вижу, знаете толк в комфорте, — заметил олдермен. — На щеках у девушки играет такой нежный румянец, что сомнений быть не может — уверяю вас, морской ветер даже не коснулся ее; да и кто поверит, что та, которая дышит таким уютом, лишь недавно резвилась среди дельфинов! Войдем же.