Морские разбойники
Шрифт:
Длинные, цепкие руки схватили нотариуса за волосы. Старик попытался восстановить свою прежнюю позицию. Теперь оба врага держали друг друга за волосы, и можно было с уверенностью сказать, что победа достанется более сильному из двух, то есть Перси. Несмотря на потерю крови, безумие, овладевшее им, придавало ему силы. Пеггам это понял и затрепетал от страха за свою жизнь. Он даже не мог надеяться на чью-либо помощь, так как сам запретил своим подчиненным отлучаться с судна, и никто не знал, куда он ушел.
— А! — сказал он своему противнику. — Ты со мной поступил предательски. Ты воспользовался моим великодушием. Мне не следовало доверять тебе. Ну, хорошо. Допустим, что наши шансы пока равны, но через несколько минут сюда явятся мои люди, и тогда тебе придется плохо. Послушай, я готов признать свою вину: я поступил с тобой слишком жестоко, но разве ты не предал меня норрландцам? Однако я согласен забыть все прошлое и отпустить тебя на все четыре стороны, но при условии, что ты уедешь куда-нибудь далеко и оставишь меня в покое. У тебя есть большой капитал, и ты сможешь спокойно жить… Сделай мне знак головой, что ты согласен, и я выпущу тебя сейчас же. Даю тебе слово.
Но Перси по-прежнему оставался совершенно равнодушным к его словам, и только злобный, горящий взор свидетельствовал о его чувствах.
— Что же ты молчишь? — продолжал нотариус, уже не скрывая своего ужаса. — Чего же ты еще хочешь? Мы оба виноваты друг перед другом. Я предлагаю справедливые условия… А, понимаю! Ты хочешь, чтобы я выплатил тебе обещанные сто тысяч?.. Но ведь я никогда и не отказывался платить, я только желал удержать тебя на службе еще пять лет… Ах, Перси, если бы ты знал, как я любил тебя!
Тон его был плаксивый и жалобный, но Перси по-прежнему не шевелился. Тогда старый крокодил понял, что окончательно погиб.
Холодная, неумолимая решимость, которую он читал в глазах своего врага, лишила его последнего мужества, и он замолчал.
Вдруг он почувствовал, что Перси начинает медленно притягивать к себе его голову. На бледном, искаженном злобой лице горели дикие глаза. Распухший и окровавленный рот обнажал белые, острые и крепкие, как у волка, зубы. Из груди безумного вырывались какие-то странные звуки, похожие на змеиное шипение.
Пеггам попробовал было сопротивляться, но скоро понял, что это бесполезно. Его руки беспомощно опустились. Он отчаянно застонал в смертельной тоске. Зубы Перси с неистовой жадностью вонзились в горло нотариуса…
ГЛАВА XX. Друг Фриц
Адмирал Коллингвуд и Красноглазый провели тревожную ночь на палубе готового к отплытию корабля. Они никак не могли понять, почему так долго не приходит Пеггам.
Узнав о готовившемся на него покушении, адмирал понял, что герцогу Норрландскому известно про его преступление и что герцог никогда не простит ему убийства сестры. Поэтому он охотно согласился помочь «Морским разбойникам» навсегда отделаться от их общего опасного врага.
Отбросив всякую щепетильность, он вступил в братство «Морских разбойников» и выхлопотал себе продолжительный отпуск, чтобы непосредственно принять участие в пиратской экспедиции.
Экспедиция эта готовилась против Розольфского замка. На лучших кораблях, принадлежащих братству, были собраны самые смелые и преданные бандиты. Было решено плыть как можно скорее, чтобы прибыть в Розольфс раньше герцога Норрландского. Разбойники знали, что в замке оставалась ничтожная горсть воинов во главе с молодым Эриком Биорном. Овладев замком, злодеи рассчитывали устроить в нем засаду и таким образом захватить Фредерика и его брата.
Настало утро, взошло солнце. А между тем о Пеггаме не было ни слуху, ни духу.
— Должно быть, старая лиса попалась в капкан, — высказал предположение Красноглазый. — Ничем другим я не могу объяснить его отсутствие.
— Придется отправиться на поиски, — ответил Коллингвуд. — Я не могу дольше оставаться в состоянии этой томительной неизвестности. Мы должны спешить, если не хотим, чтобы норрландцы поспели в Розольфс раньше нас.
Надод отправил отряд в двадцать человек на поиски Пеггама, а сам с Коллингвудом пошел в Блекфрайярс.
Если бы адмирал и Красноглазый были внимательнее, они бы обратили внимание, проходя по набережной, на небольшую группу праздношатающихся, в центре которых стояли два цыгана с большим белым медведем на поводу. Но они были настолько погружены в собственные мысли, что не заметили даже того, как при виде их один из вожаков медведя отделился от своего товарища и, сделав тому знак, пустился за ними по пятам.
Дойдя до дома Пеггама, они были удивлены, найдя дверь открытой.
— Плохой признак, — сказал Надод.
— Надо узнать, что это значит, — ответил Коллингвуд, входя в дом.
В доме была полнейшая тишина.
Надод и Коллингвуд окликнули раз и другой. Никто не отвечал. В нижнем этаже они не заметили ничего подозрительного.
— Посмотрим наверху, — предложил адмирал.
Войдя в первую комнату, они невольно остановились: несмотря на дневной свет, на камине стояла зажженная лампа.
— Это плохой признак, — вновь повторил Надод. — Должно быть, Пеггам после вчерашней казни опомнился и вернулся сюда.
— Вообще, он очень неосторожен, — сказал Коллингвуд.
— Ну, разве можно оставлять врага, не удостоверившись в его смерти?
— Вот поэтому-то он, вероятно, и возвратился сюда, — продолжал Надод. — Разумеется, это он зажег лампу и потом позабыл ее погасить.
— Но чем же объяснить все-таки его отсутствие в данную минуту?
— Это верно, и я даже…
Он вздрогнул и не договорил.
— Посмотрите! — воскликнул он. — Посмотрите вот сюда… около окна…
И он указал на кровавое пятно на паркете.