Морские волки. Навстречу шторму (сборник)

Бестужев-Марлинский Александр Александрович

11 мая на самом рассвете около корабля был слышен шум. Мы увидели до ста плавающих женщин. Они всеми способами старались получить позволение взойти на корабль.

Около 7 часов утра начался торг кокосами, плодами так называемого хлебного дерева и разными редкостями, который и продолжался до полудня. В это время мы купили до двухсот кокосовых орехов, несколько плодов хлебного дерева и бананов, платя за семь кокосов, за связку хлебных плодов и за хорошую ветвь бананов по куску железного обруча длиной в 4 дюйма [10 см]. В 8 часов к нам на двух лодках приехал король со своим дядей и другими родственниками. Они привезли с собой четырех свиней, за которых просили имеющихся у нас двух английских баранов. Но, получив отказ, увезли их с собой обратно, не согласясь взять за них топоры, гвозди и другие вещи. Желая одарить короля как можно лучше, я дал ему топор и несколько ножей, но его величество принял только один колпак и небольшой кусок пестрой ткани. Такой отказ меня

несколько смутил, но вскоре я узнал от англичанина, что король, не имея чем отдарить меня, не хотел ничего взять. И в самом деле, он послал тотчас на берег свою лодку, которая через несколько минут вернулась с пятьюдесятью кокосами, за что я дал топор и три ножа дяде короля, привезшему эти подарки. Около этого времени прибыл на корабль еще один из королевских родственников и променял их небольшую свинью на петуха с курицей.

В час пополудни я наложил табу (значение слова «табу» будет объяснено подробно в другом месте. Здесь же его нужно понимать просто как запрещение), вывесив красный флаг, и обмен товарами тотчас прекратился. Как только команда отобедала, обмен возобновился.

К чести островитян надо отметить, что мы не можем на них пожаловаться, так как они поступали весьма честно. Мы спускали с борта веревку, за которую плавающий привязывал свои товары, а потом или сам взлезал наверх или же ему опускался обратно кусок железного обруча (обыкновенная наша плата). Получивший его бросался в воду с радостью, считая себя счастливейшим человеком на свете.

Сегодня положили мы другой якорь. Поскольку жара для матросов была тягостна, я воспользовался нашими гостями. Я приказал позвать плававших островитян на корабль и поставил их на шпиль [71] , пообещав им по старому маленькому гвоздю, если они будут прилежно вертеть. Это обещание чрезвычайно обрадовало их, и мы едва могли удержать их от беготни. По окончании работы каждый взял свое и спрыгнул в море с радостными криками. Королю очень понравился мой попугай, за которого я мог бы получить двух свиней. Находясь в моей каюте, он увидел зеркало, от которого долгое время не отходил и, поворачиваясь поминутно, любовался собой. Он оказался таким любителем сахара, что беспрестанно просил его и ел по целому куску. После завтрака король, не простясь ни с кем, соскочил с корабля в воду и поплыл к берегу. Плавающий народ не оказывал ему ни малейшего уважения. Королевская свита оставалась еще на корабле. Каждый просил выбрить его, узнав, что бритвой это гораздо удобнее сделать, нежели раковиной. Желание их тотчас было исполнено, после чего они оставили нас, выразив величайшее удовольствие от преподнесенного им угощения. Тем временем я познакомился с англичанином Робертсом и уговорил его помогать нам во время нашего пребывания здесь. Он остался на корабле ночевать с тем, чтобы с рассветом ехать за водой.

71

Шпиль – особый ворот для вытягивания якорных цепей и выполнения других тяжелых работ по тяге тросов и цепей.

12 мая поутру к нашему кораблю опять не замедлили явиться островитяне, однако же число их было наполовину меньше вчерашнего. Поэтому мы могли купить у них только пятьдесят кокосов и несколько редкостей. Около полудня приехал сам король и просил обменять четырех своих петухов на наших. Поэтому я дал ему одного бразильского за всех, брату же его уступил утку, за которую он мне привез средней величины свинью. Он выпросил также и селезня, обещая привезти на другой день поросенка. Такой обмен был для меня весьма выгоден, особенно потому, что я хотел, чтобы эти птицы развелись на острове Нука-Гиве, где до того времени их никогда не было.

Сегодня на нашем корабле случилось следующее происшествие. Я купил у одного островитянина весло, осматривая которое, мичман Берг нечаянно уронил его на голову королю, сидевшему на шканцах. От этого король упал и начал делать разные телодвижения, показывая, что получил сильный удар. Этот случай меня весьма встревожил. Берг, стараясь загладить свой неумышленный проступок, подарил королю кусок обруча около 4 дюймов длиной, отчего его величество тотчас вскочил и захохотал, изображая знаками, сколь искусно он умел притворяться. После обеда меня посетил Крузенштерн и между прочим рассказал, что король привозил к нему свинью, но так как на корабле все сидели в это время за обедом и никто не выходил наверх, то король рассердился и увез ее назад.

Хотя этот случай казался на первый взгляд маловажным, однако он едва не привел к дурным последствиям. Некто из наших недоброжелателей, приехав на берег, распространил слух, будто бы король задержан на корабле «Надежда» и сидит в оковах за то, что не согласился подарить привезенную им свинью. При этом возмутился весь залив. Множество островитян окружили наш баркас, который только что был заполнен водой. Они грозили Робертсу лишить его жизни. Робертс всячески старался уверить их в несправедливости распространенного слуха. Однако же все было тщетно, пока сам король приехал к толпе и уверил ее, что он не видел ни от кого никакой обиды. Это известие,

хоть и сильно нас огорчило, но делать было нечего, надлежало вооружиться терпением.

13 мая. Происшествие, случившееся вчера на берегу, не только не удержало нас от вторичной отправки баркаса за водой; мы сами решили посетить короля в его жилище. В 8 часов мы вышли на берег со всеми офицерами, которые в это время не были заняты по службе, и с десятью вооруженными матросами. Всего нас было около 30 человек. Выйдя на берег, с Робертсом в качестве переводчика, мы пошли сначала по взморью, а потом сквозь рощи кокосовых орехов и хлебных деревьев. Миновав несколько бедных хижин, мы прибыли, наконец, к дому королевского брата. Но поскольку мы несколько утомились от дальней дороги, то, расставив стражей, остановились отдохнуть. Народ, который шел за нами толпой, столпился было вокруг нас, но Робертс приказал им стоять подальше. Приказание это они выполнили без всякой обиды. Отдохнув немного, мы продолжали свой путь по-прежнему. Но так как нужно было проходить вброд несколько ручейков, а тропинка, по которой мы пробирались, была узка и грязновата, то дорога показалась нам весьма затруднительной и доказывала, что нукагивцы не слишком требовательны к чистоте. Войдя в королевский двор и расположив свое войско, мы вступили в жилище, или, лучше сказать, в беседку, стоящую на каменном основании. Она сделана из шестов, которые сзади стояли перпендикулярно, а в передней стене положены горизонтально. Двери сделаны посредине, шириной в 5 футов [1,5 м], высотой около 3 футов [1 м] и разделены вдоль брусом. Прилегающее к стене отделение беседки устлано травой и тонкими рогожами для сна и сидения. Крыша сделана из листьев хлебного дерева, построена скатом. Стены увешаны посудой, сделанной весьма искусно из колабашей (колабаш – род тыквы, растущей на дереве. Он растет в разных формах и имеет кожу гораздо толще, чем у обычной тыквы, а потому используется для изготовления посуды всякого рода), каменными топорами, копьями и булавами, а потолок – военными доспехами. В переднем углу стояли барабаны, или, точнее, длинные, но узкие кадушки, сверху обтянутые кожей, производящие унылый звук.

Мы нашли тут короля, королеву, их дочь и сына с несколькими родственниками и приближенными. Между ними находилась также молодая женщина, которая считается богиней острова. По ее поведению было видно, что она старается во всем соответствовать оказываемому ей почтению. Одарив всю королевскую семью ножами, ножницами, зеркалами, набойкой и прочими мелочами, мы распрощались с ней. При выходе Робертс показал мне ребенка королевского сына, почитаемого островитянами также за божество, которое держал дядя на своих руках. Я хотел, чтобы его поднесли ко мне поближе, но мне ответили, что сделать это никак нельзя, ибо на место, где живет дитя, наложено табу. Я тотчас подошел к младенцу сам и покрыл его тонким холстом. Тогда к нам подошла и вся королевская семья, но из народа ни один человек не смел приблизиться.

Осмотрев как само жилище короля, так и пристроенные к нему здания, из которых одно служит столовой, а другое – кладовой для хранения разных хозяйственных вещей и припасов, мы пошли в дом к Робертсу.

Дорога от королевского дома идет по горе, с которой можно видеть залив и разные насаждения в долинах. Жилище Робертса было не так обширно, как у других самых знатных жителей острова, однако же было окружено довольно большим количеством кокосовых, хлебных и других плодовых деревьев. Отдохнув немного в его доме, мы пошли на кладбище. Здесь находится несколько весьма грубо вытесанных статуй, означавших место могил. Один труп лежал просто на деревянной толстой доске на высоких шестах, покрытый сделанной из листьев крышей. По-видимому, он лежал уже очень давно, ибо, кроме костей, ничего не осталось. Особое мое внимание привлек один памятник, поставленный недавно умершему жрецу. Он сделан из кокосовых листьев, довольно хорошо сплетенных наподобие беседки. В середине находится возвышение, а перед ним жертвенник из тех же листьев, которые своей зеленью радуют взор. По кладбищу разбросано множество кокосовых корок, которые мешали нам ходить. По указанию Робертса они разбросаны островитянами нарочно и являются жертвоприношением умершим. На голове одного истукана лежал целый кокосовый орех.

К нашим судам мы возвратились по другой дороге и заходили в разные дома островитян. Все они построены одинаковым образом и не только не отличаются от королевского, но иные из них даже красивее и чище.

Множество островитян непрестанно следовали за нами, без всякого оружия, имея при себе разные вещи, которые они желали обменять с нами на железо, ножики и другие безделицы. Мы накупили множество тканей, оружия, украшений и тому подобного.

По нашем прибытии к берегу квартирмейстер корабля «Надежда» уведомил Крузенштерна, что во время его отсутствия у катера оторвался якорь, который он никак не мог отыскать. После внимательного осмотра кабельтова [72] мы удостоверились, что островитяне отрезали его полученными от нас ножами.

72

Кабельтов – трос особой свивки (не путать с морской мерой длины).