Морской ястреб (др. изд.)
Шрифт:
— Хорошо сказано, сын мой. — Асад, окончательно побеждённый готовностью корсара, ласково положил руку на его плечо. — В таком случае отправляйся завтра на восходе солнца. Времени на сборы тебе вполне хватит.
— Тогда, с твоего позволения, я сейчас же пойду распорядиться, — заспешил Сакр аль-Бар, хотя необходимость выйти в море именно сейчас несколько встревожила его.
— Какие галеры ты возьмёшь?
— Против одной испанской? Мой галеас прекрасно справится с ней. С одним судном мне будет легче укрыться в засаде, чем с целой флотилией.
— О, ты столь же мудр, сколь отважен, — одобрил Асад. — Да пошлёт тебе Аллах удачу!
— Мне можно удалиться?
— Подожди немного. Дело касается моего сына Марзака. Он уже почти мужчина, и ему пора начать служить Аллаху и государству. Я хочу, чтобы ты взял его в плавание своим лейтенантом и так же наставлял его, как я когда-то наставлял тебя.
Сакр аль-Бару желание паши доставило так же мало удовольствия, как и Марзаку. Зная, как ненавидит его сын Фензиле, он имел все основания опасаться осложнений, если план Асада осуществится.
— Как ты когда-то наставлял меня? — произнёс он с притворной грустью. — Не отправиться ли тебе вместе с нами, о Асад? В исламском мире нет равного тебе. С какой радостью встал бы я вновь рядом с тобой на носу галеры, как в тот день, когда мы брали на абордаж «Испанца».
Асад внимательно посмотрел на корсара.
— Ты тоже просишь меня выйти в море? — спросил он.
— А тебя уже просили об этом?
Природная проницательность не подвела Сакр аль-Бара, и он сразу всё понял.
— Кто бы то ни был, он поступил хорошо, но никто не мог бы желать этого более горячо, чем я. Ведь никто лучше меня не познал радость битвы с неверными под твоим предводительством и сладость победы, одержанной у тебя на глазах. Так отправляйся же, о господин мой, в славный поход и сам будь наставником своего сына — ведь это самая высокая честь, какой ты можешь его удостоить.
Прищурив орлиные глаза, Асад задумчиво поглаживал седую бороду.
— Клянусь Аллахом, ты искушаешь меня.
— Дозволь мне сделать большее.
— Нет, не надо! Я стар и слаб, кроме того — я нужен здесь. Не пристало старому льву охотиться за молодой газелью. Не растравляй мне душу. Солнце моих подвигов закатилось. Пускай мои питомцы, воины, которых я воспитал, несут по морям моё имя и славу истинной веры.
Взгляд паши затуманился. Он опёрся о плечо Сакр аль-Бара и вздохнул.
— Не скрою, твоё предложение заманчиво. Но нет… Моё решение неизменно. Отправляйся без меня. Возьми с собой Марзака и привези его обратно целым и невредимым.
— Иначе я и сам не вернусь. Но я верю во Всеведущего.
На этом Сакр аль-Бар удалился, постаравшись скрыть досаду, вызванную как самим плаванием, так и навязанной ему компанией. Он отправился в гавань и приказал Османи готовить к выходу в море большой галеас, доставить на борт пушки, триста рабов на вёсла и столько же вооружённых корсаров.
Асад вернулся в комнату, где оставил Фензиле и Марзака. Он пришёл сказать, что уступает их желанию, что Марзак пойдёт в плавание и таким образом будет иметь полную возможность показать, на что он способен.
Однако вместо прежнего нетерпения его встретил плохо скрытый гнев.
— О солнце, согревающее меня, — начала Фензиле.
Паша по долгому опыту знал, что чем ласковее её слова, тем сильнее злость, которую они скрывают.
— Видно, мои советы значат для тебя не больше, чем шелест ветра, чем прах на твоих подошвах!
— И того меньше, — ответил Асад, забывая привычную снисходительность, поскольку слова Фензиле вывели его из себя.
— Значит, это правда! — почти закричала она.
Марзак стоял за её спиной, и его красивое лицо помрачнело.
— Правда, — подтвердил Асад. — На рассвете, Марзак, ты взойдёшь на галеру Сакр аль-Бара и под его началом выйдешь в море набраться сноровки и доблести, благодаря которым он стал оплотом ислама, истинным копьём Аллаха.
Но желание поддержать мать и ненависть к авантюристу, грозившему узурпировать его законные права, толкнули Марзака на неслыханную дерзость.
— Когда я выйду в море с этим назарейским псом, — хрипло сказал юноша, — он займёт подобающее ему место на скамье для гребцов!
— Что?! — словно разъярённый зверь взревел Асад, резко повернувшись к сыну. Жёсткое выражение его внезапно побагровевшего лица привело в ужас обоих заговорщиков. — Клянусь бородой Пророка! И ты говоришь это мне?
Паша почти вплотную приблизился к Марзаку, однако Фензиле вовремя бросилась между ними, как львица, грудью встающая на защиту своего детёныша. Тогда паша, взбешённый неповиновением Марзака и готовый излить бешенство как на сына, так и на жену, схватил её своими жилистыми старческими руками и со злостью отшвырнул в сторону. Фензиле споткнулась и рухнула на подушки дивана.
— Да проклянёт тебя Аллах! — крикнул Асад попятившемуся от него Марзаку. — Так, значит, эта своевольная мигера не только выносила тебя в своём чреве, но и научила заявлять мне прямо в лицо, что тебе по вкусу, а что нет? Клянусь Кораном, слишком долго терпел я её лукавые чужеземные повадки! Похоже, она и тебя научила противиться воле родного отца! Завтра ты отправишься в море с Сакр аль-Баром. Я так велю. Ещё слово, и ты займёшь на галере то самое место, которое прочил ему, — на скамье гребцов, где плеть надсмотрщиков научит тебя покорности.