Мортен, Охвен, Аунуксесса
Шрифт:
Война — раздолье для нечисти. Пища: духовная и плотская — в изобилии. Полная луна лишь усиливало силу и стремление насыщаться. Среди глаз, наблюдающих за силуэтами у костров, была пара, принадлежащая странной могучей твари. В рост взрослого человека, не из племени пигмеев, похожий на волка, только с более мощной пастью, в которой выдавались книзу два кинжалоподобных клыка. Древние люди назвали бы его саблезубым тигром, но тигром он не был. Это был оборотень, голодный и свирепый, как часто у него случается в такую пору.
Когда-то, во времена мамонтов и папонтов, племя оборотней было не самой большой редкостью, населяющей постепенно дряхлеющую Землю. От озабоченных размножением и выживанием людей они отличались тем, что в краткие миги полнолуния непроизвольно менялись, как меняются гусеницы в бабочек. Процесс этот был не необратимым, но крайне болезненным. После превращения из уязвимого человеческого существа в добродушного монстра с острыми, как кинжалы, клыками, для них существовали только две возможности: либо сожрать кого-нибудь, либо в мучениях помереть при неизбежном возвращении человеческого облика. Поэтому все добродушие старательно маскировалось яростью, жестокостью и кровожадностью.
Позднее было отмечено, что утоляя голод оленями, лошадями и зайцами, желание насытиться не исчезало, а только притуплялось, позволяя более-менее сносно существовать с постоянной мыслью о еде. В то же время, подкараулив романтически настроенного на любование луной человека, то есть, практически собрата по эволюционной лестнице, и разорвав его на кусочки, а потом поглотив эти кусочки, упиваясь теплой кровью, можно было великолепно прожить до следующего полнолуния, не отвлекаясь на недовольное урчание желудка. Оборотням выгодно было быть каннибалами.
Однако люди тем и отличались от лошадей и зайцев, что всячески воспротивлялись тому, чтобы становиться пищей. Они были неистощимы в способах своей защиты. Поэтому, считая оборотней ошибками природы, порождениями дьявола, старательно их истребляли, особенно в животной их комплектации. Действительно, становясь в эти часы могучими и малоуязвимыми, оборотни несколько теряли способность здраво мыслить.
Кроме того, оборотни были лишены возможности размножаться такими же оборотнями. Дети у них все-таки могли рождаться, но унаследовать тайную лунную силу не получалось. Постепенно поголовье полулюдей-полухищников начало сокращаться. Но тут открылось еще одно свойство этого странного творения: если обычному человеку удавалось каким-то чудом не погибнуть в клыках монстра, то спустя короткое время раны его заживали, а в следующее полнолуние он с удивлением обнаруживал, что очень голоден, и что бегать ему стало гораздо удобнее на четвереньках, да и вообще, что он теперь не очень похож на человека.
Поэтому людей, заподозренных в поражении вирусом оборотня стали лечить осиновым колом в сердце и стрелой (или, позднее, пулей) с серебряным наконечником в голову.
Оборотни стали очень осторожными. Срок жизни у них оказался неограниченным, потому что боги отвернулись от этих исчадий тьмы, а Смерть-хозяйка не пыталась убирать своих подручных с арены жизни. Хотя, может быть, дело тут было в другом. Со смертью человека душа у него не умирала, только тело. У оборотня же душа уже была мертва, лишь только тело имитировало жизнь. Но это тело медленно, но верно разрушалось, о чем говорил легкий запах тлена, сопровождающий оборотней повсюду. Усиливающийся во время голода и еле уловимый после насыщения. Такая вот неприятность, если бы люди в свое время не изобрели различные благовония, подавляющие и этот аромат. Но собак было не провести: они просто с ума сходили, унюхав поблизости монстра. И кошки — те вообще могли видеть истинное обличье настоящего хозяина человеческой оболочки. Но собаки так и не научились разговаривать, а кошки всегда всю свою мудрость держали при себе.
Вот такая тварь и стояла на опушке леса, устремив жадный взгляд в сторону костров. Голод мучил ее, но не настолько, чтобы полностью потерять рассудок. Этот монстр был чудовищно стар и также чудовищно силен, а в человеческом обличье — и чудовищно мудр. Он питался исключительно человечиной, легко добывая себе пропитание, посещая нескончаемые людские баталии. Оборотней осталось не так уж и много, поэтому он чувствовал каждого из них, время от времени общаясь в непринужденной обстановке. Плотно подкрепившись этим полнолунием, он планировал двинуться дальше вглубь материка, чтобы встретиться с собратом, живущим в германских лесах.
Следующей ночью у него будет еды до отвала, а пока следовало ждать. Оборотень бросил последний взгляд на меню у костра и устремился в лес: следовало немного подкрепиться более простой дичью. Но ушел он недалеко, потому что внезапно почувствовал в чаще людское присутствие.
Конунг-датчанин решил полностью не полагаться на воинское мастерство и удачу. Под покровом темноты часть его дружинников двинулась в обход вражьего стана, чтобы утром, приступив к сече, иметь возможность внезапно атаковать с тыла. Так победа казалась более доступной.
Датчане шли, не разжигая факелов, обмотав оружие тряпками, чтобы случайно не брякнуть металлом о металл. Никто и не заметил, как от кустов отделилась зловещая тень и также бесшумно исчезла вместе с подвернувшимся ратником. Последний даже не успел удивиться и испугаться, потому что шея оказалась смята ударом чудовищных клыков.
А оборотень, выбрав место в глуби леса, неторопливо приступил к ужину. Добыча была незапланированной, но от этого не менее вкусной. Луна проглянула сквозь нависшие ветки деревьев и на миг осветила испачканную свежей кровью морду монстра. Охота начиналась удачей! Оборотень, не в силах больше сдерживаться, завыл.
Люди у костров зябко повели плечами: они услышали леденящий вопль и подумали, что «он не к добру». Лишь только Молчун спокойно спал, накрывшись плащом. Любая встреча против датчан с мечом в руках была для него праздником.
Битва принесла победу хозяевам поля. Молчун сотоварищи просто оказались не готовы в разгар сражения получить атаку с тыла. Конечно, это вроде бы было не совсем честно, но победителей не судят.
Ближе к вечеру, изрядно подустав, удалось оторваться от датских клинков и скрыться в лесу. В живых осталось совсем немного товарищей по оружию. Весь залитый кровью, преимущественно чужой, Молчун был среди них. Они пытались подальше уйти от противников, предугадывая неминуемое преследование, поэтому упорно двигались вперед, помогая раненным. Через несколько часов, когда силы полностью иссякли, а в лесу стало темно, как в преисподней, ничего не оставалось, как сделать привал.
Костер зажигать никто не решился, так и сидели, не видя друг друга, хрипло дыша, стараясь хоть как-то восстановиться. Вот только воды не хватало, чтобы напиться. Молчун поднялся со своего места, взял в одну руку за ремешки гроздь фляг, в другой слабо поблескивал верный меч. Никто не задал ни одного вопроса, да он бы и не ответил. Ударив несколько раз мечом по ближайшему кусту, он ушел во мрак.
Идти было трудно, полная луна еле пробивалась своим светом сквозь листья и ветви деревьев. По поводу проигранной битвы Молчун нисколько не переживал. Главное было то, что ему удалось отправить на тот свет еще несколько проклятых датчан. Теперь предстояла задача как-то выбраться из этого леса и добраться до своих берегов. Впрочем, в том, что ему это удастся, он не сомневался. Но сначала надо было найти воду, чтобы принести товарищам — двигаться по незнакомой и негостеприимной земле группой всегда лучше, нежели одному. Выдерживая намеченный путь по лунным теням, он вышел-таки на берег лесного озера.