Мортен, Охвен, Аунуксесса
Шрифт:
— Зачем вернется? — чуть ли не шепотом проговорил Бэсан.
— Да чтоб прибить тебя, недоумка! — почти весело сказал Охвен. — Сделает тебе, как викинг викингу кровавого орла — и все.
— Кровавого орла ведь только по личной просьбе делают! — удивился Бэсан. — А я его просить об этом не собираюсь! Да и за что? Подумаешь — шапку с головы сбил! За это же не убивают!
— Вот-вот, хорошо, что вспоминать начал. Давай дальше. Все, что в памяти отложилось.
— Да обычный был мужик, как все! Вот только взгляд у него был какой-то волчий.
— Вспомни хорошенько: как волчий, или волчий?
Бэсан прикрыл глаза, словно рисуя по памяти картину произошедшего, и даже поежился:
— Точно! Волчий был взгляд! Глаза круглые и красным цветом отливают. И еще уха у него одного не было. Будто срезал кто.
Он еще минуту посидел, вспоминая, потом открыл глаза:
— Все! Больше ничего сказать не могу.
Охвен отвернулся, собираясь уходить.
— Охвен! — позвал Бэсан.
— Ну?
— Кто это был?
— Одно очень опасное существо.
— Как это — существо?
— Да, ладно, не забивай голову! И чтоб больше не безобразничал!
Охвен ушел, не слыша уже, что там еще пытался сказать Бэсан. В нем крепла уверенность, что та тварь, что убила Бурелома, уволокла бесследно стражника и этот странный одноухий человек — одно лицо. Раз она появилась в базарный день в деревне, значит, ищет что-то, а, точнее, кого-то. И этот кто-то может быть никем иным, как его молодой друг Мортен. Если предположить, что одноухий и есть оборотень, то в ближайшее полнолуние Мортен будет в смертельной опасности. Единственный способ проверить — просто подождать оставшийся десяток дней. А потом, убедившись в правоте былой версии, горько плакать, поминая исчезнувшего друга.
«Уж лучше бы он, действительно, на Бэсана свой зуб точил!» — вздохнув про себя, подумал Охвен.- «Что мы — твари дрожащие? Надо найти этого парня, пока он еще человек, собрать людей — и изловить. Хотя, что людям-то скажешь? Посмеются над придурковатым стариком. Тогда изловить самому. А если сил не хватит? Вон он какой прыткий оказался! Ладно, для начала надо определить, где пасется этот получеловек. Должно же у него быть какое-то логово!»
Так думал Охвен, выходя из деревни. Бесцельно бродить по лесу, пытаясь разглядеть мифические следы — простая трата времени. Значит, надо попробовать думать, как этот полуволк.
«Точно!» — Охвен даже остановился, потрясенный догадкой. — «Если это оборотень, то, стало быть, он не простой смертный. Душа его мертва. А где он может чувствовать себя спокойно? Там, где пахнет смертью. Вернее, где была битва, или резня. Поблизости только одно место, где, как говорят старики, до сих пор неспокойно живым душам, поэтому они там и не могут долго находиться. Это — пепелище деревни, очень давно сожженной датчанами. Тогда захватчики вырезали почти всех, лишь только немногим удалось спастись».
Охвен, заспешил, насколько ему позволяла его увечная нога в том направлении.
Небо увлеченно хмурилось, ветер бросался в разные стороны жухлой листвой, — короче, погода была самая благодатная, чтобы совершать пешие прогулки. Охвен шел, поскальзываясь, смутно представляя, как ему поступить дальше.
Старое пепелище заросло бурьяном и выглядело просто прелестно, если брать в расчет вселенскую тоску, которую навевало это место. Сюда давно не ступала нога человека, даже хомяки и суслики держались поодаль, не решаясь потревожить землю, пропитанную кровью невинных людей. Хотя, какие там хомяки! Какие суслики! Здесь было мрачно и дико. Любой забредший зверь рисковал получить апоплексический удар сердца, испугавшись своей тени. Старое пожарище засыпало землей, заросло ядовитой травой, лишь кое-где высовывали свои обугленные много лет назад останки былые людские постройки.
Охвен огляделся, не представляя, где здесь можно устроить убежище от случайных взглядов. Чем дольше он осматривался, тем больше в нем крепла уверенность, что ничего и никого здесь он не найдет. Его предположение оказалось ложным. Не желая полностью мириться с этим, он решил обойти ближайший лес. Лес, по-осеннему угрюмый, тоже не изобиловал шалашами и избушками. Зато внезапно обнаружился захваченный силками недовольный заяц. Попался он явно не сегодня, потому что, скорее всего, ночью его уже обгрызла какая-то мелкая лесная сволочь. Теперь бы заяц мог убежать, потому что ничто более к силкам его не крепило, да вот только отсутствие задней своей половины вместе с ногами препятствовало побегу. Да еще то, что он был мертв. Вообще-то хозяину полагается проверять ловушки каждое утро, пока их не проверил кто-то другой. Но тут, видать, недосуг было, день клонился к вечеру, а, стало быть, ночью вновь ожидается лесной пир у местной братвы. Но рано или поздно сюда должен наведаться нерадивый охотник. Вот его-то Охвен и хотел увидеть, торопясь домой, чтобы собрать кое-какие вещи для возможного длительного ожидания в укромном месте. Утром он вернется, притаится и будет пасти. Может быть, повезет.
Охвен вернулся к установленной ловушке еще затемно. От несчастного зайца осталась лишь голова с обгрызенными ушами. Что же, хоть и маловероятен был шанс, что хозяин силков придет с осмотром, на ночь глядя — но он был. Теперь, по крайней мере, можно считать, что никто сюда пока не приходил.
Охвен сделал себе лежбище, предполагая направление, откуда мог появиться охотник, старательно замаскировался и приготовился ждать. Он мог пролежать в своей засаде пару суток, подпитываясь волокнами сухого мяса, смоченного в воде. Для естественных надобностей предусмотрительно захватил подходящие по размеру плошки.
Ждать долго не пришлось, потому что зарядивший мелкий холодный дождь к полудню выгнал из леса торопливую фигуру, уверенно спешащую к заячьей голове. Охвен, жестоко страдающий от сырости и холода, вознес молитву богам, что не позволили ему постыдно бежать со своего смотрового пункта ни с чем и промокшим до костей. До вечера он бы не выдержал.
Охотник, не выказывающий излишней осторожности, так раздосадовано пнул мокрую заячью голову, что она улетела далеко в кусты, явивши себя чуть ли не прямо перед Охвеном, выругался и принялся заново настраивать силки. Это был тот одноухий мужчина, что успокоил на базаре Бэсана.
Охвен забыл про холод — удача ему явно сопутствовала. Теперь нужно было как-то проследить за предполагаемым оборотнем. Впрочем, он теперь уже нисколько не сомневался, что это не человек. А вдруг у него и все чувства теперь нечеловеческие? Рисковать было нельзя. Поэтому Охвен поднялся со своего лежбища только спустя некоторое время после того, как охотник скрылся из глаз.
Со скрипом пошевелив конечностями, он с большим трудом двинул следом. Большого опыта в следопытстве не имелось, но удавалось ориентироваться благодаря еле заметным следам на влажной опавшей листве и редким каплям крови, капавшей с какой-то предыдущей жертвы. Так он и добрел до опушки, где пришлось остановиться, придумывая, куда бы податься? Не напрямик же идти! Было бы нерационально ломануться вперед и предстать перед ясными очами монстра в человеческом обличье. Сказать, стуча зубами от холода: «Мочи козлов» и удариться головой о его кулак. Охвен полез на дерево. Вовсе не от безысходности, просто решил осмотреться сверху.