Московские против питерских. Ленинградское дело Сталина
Шрифт:
Затем поступил в Артиллерийскую академию, где по неизвестной ему причине испытал придирчивое отношение преподавателей. Впоследствии оказалось, что Сталин попросил руководство академии быть к нему „построже“. Создавал противовоздушное кольцо обороны вокруг Москвы, был заместителем командующего 1-й армии ПВО, заместителем генерала-инспектора по ПВО организации Варшавского договора. В 1981 году вышел в отставку.
Близость к высшему руководству СССР не принесла ему никаких преимуществ. Звание генерала он получил уже после смерти Сталина, а Н. С. Хрущев вообще относился к нему весьма холодно.
А. Ф. Сергеев принадлежал к поколению „советских
Артем Федорович Сергеев свою земную службу закончил. Он отпет по православному обряду и похоронен с воинскими почестями на Кунцевском кладбище столицы».
Теперь снова вернемся к «ленинградским».
Сам Михаил Алексеевич Таиров прожил долгую жизнь, умер в 97 лет в 2003 году. После реабилитации и возвращения в Ленинград из Владимирской тюрьмы снова стал заместителем председателя Ленинградского облисполкома по сельскому хозяйству, был избран депутатом Верховного Совета РСФСР, был делегатом XX съезда партии, на котором Хрущев сделал доклад о культе личности Сталина. Как подчеркивалось в некрологе: «Михаил Алексеевич инициировал создание системы пригородных овощеводческих хозяйств, под его началом была освоена заболоченная Приневская низменность».
История в судьбе Михаила Таирова завершила полный круг «Ленинградского дела».
Мы же зададимся простым вопросом: когда смертный человек сталкивается с государством, много ли у него шансов? Не будем сейчас говорить о приоритетах и исторической целесообразности, на страницах этой книги о них сказано достаточно.
Если спросить у автора: на чьей он стороне, на стороне ленинградцев или на стороне их противников, то он замолчит в долгой задумчивости.
Российское государство всегда было великой ценностью и великой тяготой для русских. Спорить с этим нет необходимости.
Но страдания одного человека? Как с этим быть?
Вот свидетельство Льва Вознесенского о его реакции после встречи с сотрудником Комитета партийного контроля, который вел дело о реабилитации его отца: «Выйдя от Кузнецова после его шестичасового рассказа о том, как держались в тюрьме и как погибли отец и другие родственники, я поймал себя на мысли: самое лучшее сейчас — свести счеты с жизнью. Больше всего мне в тот момент хотелось… иметь машину, чтобы разогнать ее километров на сто и врезаться в первый попавшийся столб. Месяц я практически не мог спать вообще — лежал с открытыми глазами до рассвета, лишь время от времени впадая в какое-то полузабытье. И десять лет понадобилось на то, чтобы похоронить отца в своей душе. Десять лет каждую ночь, вопреки фактам, документам, разуму, логике ждал я его возвращения и без тени преувеличения готов был расстаться с жизнью, если бы даже такой ценой мог обнять его живого и сказать: „Я люблю тебя“. И до сих пор мне, старому человеку, больно при мысли о том, что, умирая, он не услышал этих моих слов…» (Вознесенский Л. А.
Поэтому автор оставляет свой вопрос без ответа.
В человеческом же и историческом плане «Ленинградское дело» продолжается до сей поры в силу ряда обстоятельств.
Созданное русскими государство никогда не было чисто русским и не однажды переживало потрясения, вызванные как раз сопротивлением русского же населения имперской политике руководителей страны.
Как однажды сказал славянофил Константин Аксаков: «Русский народ не есть народ; это человечество». (Аксаков К. С. Полное собрание сочинений. ВЗ тт. М., 1861–1880. Т. 1. С. 630.)
А быть «человечеством» бывает смертельно трудно.
На протяжении одного только XX века эта проблема по меньшей мере трижды поднималась до точки кипения: в 1917 году, в 1945–1950 годах и в 1985 — начале 1990 года. Ни разу она не была решена, но в первом и третьем случаях — дело закончилось срывом всех болтов с парового котла, разрушением государства и тяжким восстановительным процессом.
Разрушение СССР, обособление национальных республик и «освобождение» России от имперской миссии не привело к победе «русской национальной идеи», — за пределами Российской Федерации остались десятки миллионов соотечественников, она утратила многие исторические земли и геополитические преимущества.
Думается, эта проблема в принципе едва ли имеет линейное решение.
Приложения
(«The Daily Mail», Великобритания)
Макс Гастингс (Мах Hastings) 5.02.2010 © Yousuf Karsh / en.wikipedia.org
Как Черчилль хотел использовать войска побежденной нацистской Германии, чтобы изгнать русских из Восточной Европы.
Весной 1945 г., узнав, что американцы намерены остановить наступление на Берлин с запада и оставить столицу гитлеровской Германии на милость Красной Армии, он пришел в ярость — ведь правительство США четко обязалось не допустить раздела послевоенной Европы на политические сферы влияния. Однако именно этому Вашингтон теперь не собирался препятствовать.
Поведение России с каждым днем становилось все хуже: всесокрушающая сталинская армия занимала в Восточной Европе страну за страной, и Москва, в нарушение достигнутых всего несколько недель назад Ялтинских соглашений, превращала их в своих сателлитов. Черчилль настаивал: армии западных союзников должны продолжать натиск на восток до тех пор, пока русские не продемонстрируют готовность соблюдать взятые на себя обязательства относительно послевоенного устройства в Европе.
В то же время Сталиным в очередной раз овладела паранойя: он опасался, что Запад заключит сепаратную сделку с немцами, оставив его «за бортом», или даже вместе с ними повернет оружие против России. Его мучили подозрения: Черчилль что-то затевает. «Этот человек способен на все», — заметил он в беседе с маршалом Жуковым.
Черчилль, однако, не мог ничего затеять: ему не позволяли американцы. Они не были заинтересованы в дипломатическом противостоянии с Кремлем, пусть даже ставкой в игре были жизненно важные вопросы будущего миропорядка. Конфронтация с Москвой не входила в намерения Вашингтона.