Московский клуб
Шрифт:
Кладбище расположено на холме, извилистые тропки вьются вверх по склонам, пересекаясь с другими дорожками, образуя поросшие мхом лабиринты.
— Многие американцы приезжали в Россию во времена кризиса тридцатых годов, — продолжал Дунаев. — Некоторые из них приезжали по политическим соображениям, потому что они были приверженцами коммунизма… пока не увидели этого монстра своими глазами. Другие ехали работать. В России у них рождались дети. А затем они узнавали, что, так как их дети являются гражданами СССР, их отъезд из страны вовсе не приветствуется властями. О, такое случалось довольно часто. Во время второй
— Это все объясняет причину сотрудничества Лемана со Сталиным, — вслух подумал Стоун. Сейчас они стояли у могилы Фредерика Шопена — небольшого белого надгробия, которое венчала статуя, изображающая плачущую девушку. На ее каменных коленях лежало несколько красных роз.
Эмигрант кивнул.
— Его дочь была у них, и они ни за что не позволили бы ей уехать, — продолжил Стоун. — Многие люди, должно быть, помогали ему по его просьбе связываться с ней. В том числе и мой отец.
Дунаев пошел дальше. Казалось, он не совсем понимал, о чем говорит Чарли.
— А что конкретно вы имели в виду, говоря, что были связующим звеном между Берией и дочерью Лемана?
— Берии каким-то образом удалось вызнать у Сталина, что у Лемана есть документ чрезвычайной важности. Документ или документы.
Стоун кивнул. Интересно, что этому экс-шпиону известно о завещании Ленина? И каким образом он это узнал?
— И он послал вас в США забрать этот документ у Лемана?
— У его дочери.
— Потому что сам Леман никогда не имел прямых контактов с советскими разведывательными службами. Это могло помешать его карьере в правительстве, — сделал заключение Стоун.
— Точно, — согласился Федор. — И Берии это было известно.
— И Леман никогда не виделся с дочерью с тех пор, как уехал из Москвы?
— Нет, однажды ей разрешили выехать в Париж. Тут она встречалась с отцом, хотя и под строжайшим контролем.
— Когда это было?
— Кажется, в 1953 году.
— Ну, а почему же Леман не освободил ее тогда? — поинтересовался Стоун. — Раз уж Соня была на Западе, он мог бы организовать похищение.
— Ну нет, — рассмеялся Дунаев. — Она бы этого ни за что не захотела. Понимаете, ее мать была в то время еще жива, и она жила в России. Я уверен, что она не захотела бы рисковать ее безопасностью.
— Целая цепь заложников, — задумчиво произнес Чарли. — А что вам известно о документе, которым владел Леман?
— Ничего. Только то, что он у него был.
— А Берия наконец получил бумагу?
— Нет, но он очень старался.
— Каким образом?
— Он даже предлагал обменять на документ Соню. Он по какой-то причине считал его невероятно важным.
На кладбище было тихо и безмятежно. Стоуну казалось, что он не в Париже, а в каком-то красивом лесу. Полуразрушенные могилы больше походили на валуны, многие венки покоричневели. То тут, то там возвышались ветхие склепы с бутылками из-под пива на полу и покосившимися окнами.
— А почему Леман не согласился на сделку?
— Он как раз согласился. Он был просто одержим идеей заполучить дочь.
— Согласился? Но…
— Но Берию расстреляли.
— А, да, — вспомнил Чарли. — А вы были связаны непосредственно с Берией? Или с кем-нибудь из его людей?
— Непосредственно с ним. Он хотел, чтобы дело было совершенно секретным.
— А вы когда-нибудь раньше слышали обозначение «К-3»?
— «К-3»? — медленно повторил Дунаев.
— Это «крот» в организации Берии, которому он безраздельно доверял.
Они миновали могилу Симоны Сигноре и вошли в колумбарий. На каждой мраморной табличке, украшенной искусственными цветами, были выгравированы имена золотыми буквами.
— Я не знаю ни о каком «кроте», — произнес Дунаев. — Но ведь было бы странно, если бы я знал, правда? Ведь тогда бы о нем знал и Берия. Да тогда он просто не был бы «кротом», — впервые за все время эмигрант рассмеялся.
— Но ведь о попытке Берии захватить власть вы знали?
— Конечно. Об этом знали все… Уже после факта. После того, как его расстреляли, об этом заговорили повсюду.
Теперь Дунаев шел явно целенаправленно. Он знал, куда идет.
— А вы слышали что-нибудь о попытке отдельных людей на Западе помочь в организации и проведении этого переворота?
Дунаев шел очень быстро, Стоуну приходилось бежать, чтобы не отстать. Вдруг они остановились перед блестящим черным гранитным надгробием. Камень был гладкий, как зеркало. С левой стороны была прикреплена овальная фотография.
Дунаев молча глядел на надгробие.
— Возможно, вам знакомо лицо на фотографии? — спросил он.
Конечно, Чарли сразу узнал. Это же лицо, только чуть старше, было на фото, которое ему переслал Сол Энсбэч. Большая инкрустированная табличка гласила:
Соня Кунецкая
18 января 1929 года — 12 апреля 1955 года.
— Теперь видите? Уинтроп Леман свободен уже много лет, — мрачно произнес Дунаев. — Его дочь мертва.
Было около четырех часов утра, когда обычное спокойствие фонда «Американский флаг», расположенного на Кей-стрит в центральной части северо-восточного района Вашингтона, было нарушено. Причиной этому явились частые сигналы, раздавшиеся с одного из мониторов. Первым человеком, услышавшим их, был один из специалистов-компьютерщиков «Флага», двадцатидевятилетний капрал запаса Глен Фишер. Он быстро повернулся в вертящемся кресле и, взглянув на экран, издал вопль и окликнул одного из своих коллег.
— Тарноу, смотри сюда! — он кивнул в сторону монитора.
Распространенное мнение, что телефонный разговор продолжительностью меньше минуты невозможно засечь, теперь уже не совсем соответствует действительности. Мониторы компьютеров, за которыми наблюдал Глен Фишер, были подсоединены к почти фантастическому электронному прибору, известному под названием «счетчик звонков». Эта хитроумная система позволяла немедленно узнать номер телефона, с которого был произведен звонок. Оперативники «Флага» установили перехватчики в аппаратах некоторых офисов и частных домов. Стоит человеку набрать номер одного из этих телефонов, как на мониторах «Флага» появляется номер телефона, с которого был произведен звонок.