Московское боярство
Шрифт:
– Нет знамени, - грустно промолвил Федя-младший, - а про второе мы и не знали, что оно такое есть.
– Девиз, мысль основная, он один - тяжело в учении, легко в бою! А знамя...
– тут уже я замялся, как-то не сложилось с флагом до сих пор у них, - А знамя, ребята, будет. Простите государя своего, не привёз я в этот раз...
Я стянул шлем с головы. Народ вокруг проникся, включая суворовцев, вон, Федя-младший кадыком шевелит, хоть бы не заплакал.
– Но то дело наживное, - я вернул головной убор на место, вернул разговор из русла эмоционального в деловое - а что это у вас за ещё группа стоит, дальше?
За строем суворовцев двух потоков, чуть поодаль, стояли ребятишки. Возраст "наш", около десяти лет и менее. Стоят тоже серьёзно, хоть и одеты кто во что горазд, разве что значки какие-то на плечах, вроде наших погон.
– Э-э-э, - замялся было Федя-младший.
– По
– чуть прикрикнул я на него.
– Пополнение!
– чётко отрапортовал суворовец.
– Ну что. Значит, будем принимать пополнение. Там в сумах на конях подарки, это вам всем, - хорошо, что супруга позаботилась, а то бы я стрёмно выглядел с пустыми руками, - разбирайте.
– А книжки новые есть?
– раздался голос из короткого строя.
– Есть парочка. Ладно, официальную часть считаю законченной. Ещё раз благодарю за службу! Теперь Феди, оба, со мной в консульство, остальные - разойдись!
Мы направились в отдельное помещение. Его построила полтора года назад наша агитационна бригада, в то время мы как раз решали вопрос с дедом-маразматиком. Я пару раз назвал его "консульством" в разговоре, мол, не посольское здание, но тоже - представительство. Ну и прижилось такое именование со временем. В этом помещении барахло, дань, для нас собирали. Ну и представители Москвы на ночлег в этой же избе устраивались, чтобы не стеснять местных.
– Ну, рассказывайте, Федоры оба-два, как вы до жизни такой докатились, - я пригласил мужика и его сына за стол.
Начал Федя старший, потом его перебил младший, потом - опять отец вуступил, чуть не подрались тут при мне, пришлось прикрикнуть и задавать наводящие вопросы. Так дело пошло веселее. Во время рассказа я краем глаза осматривал "консульство". Н-да, сильный след Москва оставила в этих местах, очень сильный... Ну, обо всем по порядку.
История стара как мир. Есть новое поколение и старое. Дети всегда, во все времена рано или поздно "бунтуют". Ну там спорят с отцами, огрызаются, пытаются выйти из подчинения. Процесс естественный, гормоны и прочее. В моё время молодёжь, в зависимости от возраста, сбивается в кучки во дворах под алкоголь и гитару. Те, что помладше, делают всякие "нычки", "халабуды", выдумывают свои тайны и секреты. Обычное дело, сам таким был. Получается, что у детей и родителей в какой-то момент образуется две жизни - одна обычная, где они ходят в школу и помогают по дому, и вторая, вроде как "тайная". Мелкие секреты, которые они не разглашают взрослым, какие-то встречи, без посвящения в них родителей, появляются свои общества и группки. Дети пытаются быть взрослыми. Хотят, чтобы им поручали серьёзные дела, относились как к мужикам и девушкам, доверяли их суждениям и их решениям. Плевать, что мозгов ни на что не хватает, что знаний, опыта житейского мало, что зачастую все их проблемы - это поход по родительским "граблям", от которых те так пытались их оградить.
И если детей в таком возрасте собрать в кучку, они начнут выстраивать свою иерархию, свои взаимоотношения, выделять своих авторитетов. А коли их ещё и поместить в таком вот "бунтарском" возрасте в некую замкнутую среду, с более низким контролем взрослых, то расцветёт это буйным цветом. Причём это на всю жизнь останется в памяти у этих детей, как то время, когда впервые в жизни что-то решали сами. В моё время, таким были, например, поездки в пионерлагеря, на олимпиады и соревнования, на творческие конкурсы. Папы и мамы рядом нет, один преподаватель или тренер на десять человек. Вместо одного старшего или младшего брата или сестры - десяток сверстников. Именно в таких местах закладывается дружба на всю жизнь, как живая память о тех временах, когда дети перестают быть детьми и начинают "играть" во взрослую жизнь. У нас этот возраст - лет двеннадцать-четырнадцать, тут - меньше, взрослеют рано. И вот теперь представьте...
Изъяли мы два десятка детей. Выдернули из жизни размеренной, привычной, традиционной. Родовые и племенные неписаные законы, природа вокруг - только это определят статус человека любого возраста. В шесть-восемь лет помогают детки по хозяйству чуть, потом больше, затем, годам к пятнадцати-шестнадцати, считаются взрослыми. Но условно совершеннолетними - старший рода держит своих подопечных в ежовых рукавицах, начальствует над всем, организовывает браки, определяет род занятий. Даже своя семья не является залогом самостоятельности - родоплеменные и природные законы не дадут. Один мужик, даже сильно подкованный и обеспеченный местными инструментами, не поставит, например, дом. Или кузницу. Не поднимет поле после выжигания леса, да и правильно подпалить его не сможет. Нет, попадались уникумы, не без того, но они лишь подтверждали правило. Поэтому жизнь этих
Кто был в хорошем пионерском лагере в моё время, тот поймёт оказанный эффект. Вспомнит слёзы, с которыми разъезжались по домам, хранимые чуть не тридцать лет пластиковые значки, трогательные письма, которые рассылали по всей стране, радость неожиданных встреч "выпускников" "Артека", "Орлёнка", других лагерей. Причём даже если не в одном потоке были, даже если не встречались никогда за время, проведённое в том месте, или просто не общались. Эффект такой же, но только усиленный на несколько порядков, ибо провели ребята в Москве год, и жизнь тут, в Заболотном, и там, в столице России - это небо и земля...
Год назад приехала первая партия корельских ребят домой радостно, всё-таки к родным вернулись. Но через пару дней затосковали... Заскучали по своей казарме, по отношениям в Москве, по чудесам её и праздникам, по воспитателям и учителям. Ибо там, в столице, к ним относились как к равным, но не обладающим знаниями, доверяли решать такие задачи, которые тут, в Заболотном, им были не под силу, да и не разрешил бы никто ими заниматься. У нас Суворовское на самообеспечении. Ответственность за порядок в расположении, за контроль за отоплением, за успеваемость - всё на самих воспитанниках. А здесь... Опять болото, опять каждый взрослый - царь и бог, и ему ни перечить нельзя (а в Москве на отдельных занятиях даже с Государем можно было дискутировать!), ни предложить что-то сделать по-другому.
Первая неделя прошла под знаком радости возвращения, а вот потом начались проблемы. Ребята получают "ремня" - то учить вздумали пап и мам, то делают всё по-своему, а не так как говорят им старшие, то вообще не пойми чем занимаются, вроде чтения да письма. Федя-младший тоже огребал, но в основном, морально, от старшего Феди. Тот был единственным корелом, кто был в Москве, и видел как у нас всё устроено, поэтому, даже "прогибая" под себя сына, старался по мере сил прислушиваться к его словам. Через ещё неделю собрались мои "суворовцы" за сараем, и стали думать, как жить дальше. Положение их в Заболотном после увиденного в столице не устраивало, а изменить его - возможности не было. Собрание постановило попытаться скопировать жизнь в Суворовском, мол, если будем жить как там, может, и отношение такое же появиться? Такой себе карго-культ - повторим форму, авось, и содержание подтянется. "За!" проголосовали все, потирая пятую точку, по которой приходился основной удар консервативных сил Заболотного.
Начали копировать с внешних признаков. Устроили сами себе побудку в шесть утра, насколько без часов смогли, построение, зарядку, физкультуру, занятия, на которых пытались просто писать и читать, выдумывать друг другу задачи и решать их. Опять получили от отцов на орехи, нечего, мол, дурью маяться. Пацаны проявили характер - не отказались от идеи, от формы, от ритуалов.
"Суворовец должен быть опрятным!" - вдалбливали им в училище, и каждый у себя дома устраивал себе койку по казарменному образцу. "Суворовец должен соблюдать гигиену!" - не уставала каждое утро им напоминать Смеяна, и пацаны мыли руки, умывались, чистили зубы. "Суворовец должен быть сильным!" - и ребята отжимались, бегали, подтягивались, приседали и тренировались с палками вместо копий. "Суворовец должен быть закаленным!" - и парни натирались снегом. "Суворовец должен быть здоровым!" - и пацаны внимательно следили за ранками и порезами, закутывались при ветре и морозе, старались, насколько это было возможно, правильно питаться. Сотни, если не тысячи правил и лозунгов, даже не внесённых в какие-либо документы, а просто появившиеся в процессе их обучения, стали основой для жизни ребят тут, в Заболотном. Потом из двух других сел пришла делегация. Ну как делегация, сначала один "суворовец" приехал с отцом на телеге, по делам. Поведал, что твориться в его селе то же самое, не дают "развернуться" старшие родственники, не слушают и не доверяют. Потом второй таким же Макаром нарисовался - и те же проблемы. Федя-младший, негласный лидер "суворовского движения" в Заболотном, постановил наладить связь. Итог - почти тайное общество на три села, владеющее своей письменностью, хоть и печатными буквами и с кучей ошибок, со своими ритуалами, приветствиями, принципами, календарём и счётом! Первым делом записали некое подобие Манифеста - вот те самые "Суворовец должен...!", на бересте, острыми палочками, и распространили на все три села. Потом долго, с каждой оказией, пополняли этот Манифест, включили туда ещё и по Смольному лозунги, ибо в других сёлах были и девочки, что прошли институт.