Москва 2087
Шрифт:
5
Максим Берестов ждал — понятия не имел, какой будет реакция на его заявление. Тот соратник герра Асса, который давеча пугал Макса ампутацией ступни, глядел на него теперь так, словно обдумывал идею: а не оттяпать ли ему ногу прямо сейчас? Чтобы он уж точно не сбежал. Да и остальные — кто прибежал в застекленный бокс — никаких признаков дружелюбия не выказывали.
— Ладно, — кивнул, наконец, тот, кто угрожал оставить Макса без ноги. — Сделаем вот что. — Он сунул руку в карман джинсов и вытащил маленькое приспособление, похожее на ключ-брелок для электрокара. — Сейчас я перепрограммирую устройство на
И в этот момент снаружи раздался гудок электрокара. Громкий, но не оглушительный. И содержащий даже оттенки мелодичности. Так звучал клаксон только одной машины, известной Максиму Берестову: «Руссо-Балта», собранного на конвейере возрожденного АЗЛК.
Глава 19. Мнимый брат, мнимая сестра
1
Сашка Герасимов не одобрял план своей спасительницы с самого начала. И решил участвовать в его исполнении вовсе не из солидарности реградантов, о которой давеча сам же и говорил. Согласился он пойти на поводу у Марьи Петровны Рябовой по одной-единственной причине: из благодарности. Причём — даже не за спасение собственной жизни. Хотя он знал наверняка: не приди она тогда к нему на помощь со своим кастетом, и та четверка мордоворотов забила бы его насмерть прямо на заснеженном тротуаре. Но — нет: по-настоящему он был благодарен Марье Петровне за другое. Благодарен до слезного комка в горле. Он, быть может, разрыдался бы даже по-настоящему, когда услышал то, что она сказала ему. Однако понимал, как смешно и постыдно он будет выглядеть со стороны: здоровенный мужик, утирающий слёзы, словно дитя.
Это жгучее, захлестнувшее его чувство благодарности Александр Герасимов испытал, когда Марья Петровна сказала ему:
— Твой старый знакомец, Петр Иванович Зуев, тоже сейчас там, куда мы едем: в штаб-квартире Единого новостного канала. Совершил восхождение на самую верхотуру. И, полагаю, этим восхождением всего его похождения завершатся. Да и будет уже с него! Я устроила так, что он со вчерашнего дня и безликим успел побыть, и реградантом. Но вот покойным директором зоопарка — ещё не успел. Однако ждать ему осталось недолго. Ты ведь хочешь увидеть, как всё произойдёт?
Сашка и сам не знал, хочет он этого или нет. Но вот за то, что Наташкин отец прошел трансмутацию без наркоза, он готов был исполнить для Марьи Петровны всё. Даже за одно это! А если она сдержит слово и устроит бывшему директору зоопарка настоящую, всамделишную казнь — тогда никаким участием в сумасбродных планах этой женщины Сашка не расплатился бы с ней сполна. Так имел ли он право теперь кочевряжиться и отказывать ей в помощи?
«Руссо-Балт» остановился возле самых дверей ангара — почти вплотную к ним. Женщина-водитель, назвавшаяся Ольгой Андреевной, вдавила кнопку гудка. А Сашка Герасимов распахнул дверцу электрокара, выскочил наружу и высоко вскинулруки, демонстрируя широкие пустыеладони.
И тут же смутные тени, которые они наблюдали несколько минут назад, начали одна за другой обретать материальность. Пространство перед ангаром, помимо фонаря над входом, освещали только фары «Руссо-Балта», однако у элитного электрокара ближний свет был — как дальний. И света этого вполне доставало, чтобы Сашка Герасимов разглядел: его окружил десяток мужчин в зимней камуфляжной форме белого цвета. Все они направляли на Сашку одинаковые пистолеты, марка которых была ему не известна. Метель наконец-то утихла, и только отдельные снежинки ещё мельтешили в воздухе — вспыхивали в
— Стоять на месте! — отдал приказ один из белых людей.
— Не стреляйте! — Сашка попытался придать своему грубому голосу взрослого мужчины жалкую и подобострастную интонацию — неплохая тренировка перед тем делом, которое предстояло ему вскоре с подачи Марьи Петровны Рябовой. — Я не вооружен! Не представляю угрозы. Не цельтесь в меня, если можно!
2
Ольга Булгакова была ошарашена до такой степени, что на несколько мгновений даже перестала вдавливать кнопку клаксона. И уставилась на то, что происходило снаружи. Марию Рябову она видеть уже не могла: та успела сделать то, что задумала. Зато Ольга Андреевна отлично разглядела, как вооруженные люди в белом, которые только что направляли пистолеты на Александра Герасимова, начали один за другим своё оружие опускать. Причём — почти синхронно, как по мановению невидимого дирижера.
Александр Герасимов стоял так, что Ольга могла видеть его лицо в зеркале. И на лице этом она разглядела такое же удивление, какое, вероятно, отображалось сейчас и на её собственном лице. Александр уж точно не ожидал, что его просьбу не целиться в него эти люди исполнят незамедлительно. Ольга встряхнула головой — как если бы хотела отогнать наваждение. А потом снова вдавила кнопку гудка.
И тут же один из людей в белом распахнул переднюю дверцу «Руссо-Балта».
— Прекратить сигналить! — рявкнул он. — И выйти из машины! Живо!
Ольга убрала палец с кнопки клаксона. И в наступившей тишине её собственный голос показался ей чуть ли не оглушительным, когда она произнесла:
— А не могли бы вы, милостивый государь, представиться? Я должна знать, имеете ли вы право отдавать подобные распоряжения.
Она, пожалуй, приняла бы как должное, если бы человек в белом и её просьбу исполнил. От рекомендовался бы ей по всей форме. Однако тот лишь нехорошо усмехнулся, когда услышал её слова.
— Я представлюсь вам, уж будьте благонадежны, — пообещал он. — И даже документы вам предъявлю. А сейчас — вон из машины! И руки держите так, чтобы я мог их видеть.
Снаружи Александр Герасимов стоял, уже опустив руки. Но люди в белом будто и не замечали этого — они вообще словно бы перестали замечать нового Ольгиного знакомца. Ольга бросила быстрый взгляд на него, но он лишь едва заметно пожал широченными плечами. Дескать, ну что тут поделаешь? И Ольга Андреевна Булгакова, завлит Художественного театра и родственница великого писателя, имя которого этот театр теперь носил, сделала, как ей велели. Выйдя из машины, она подняла руки и шагнула было к Александру. Но человек в белом тотчас её остановил: схватил за локоть рукой в белой вязаной перчатке. Деликатности в этой руке было не больше, чем в гаечном ключе.
Другой мужчина в белом нырнул тем временем в кабину «Руссо-Балта». И через минуту уже притягивал первому человеку в белом (явно — руководителю операции захвата) Ольгину сумочку, которую она оставила на переднем сиденье. А ещё — он подал ему картонную папку, в которой лежал машинописный экземпляр пьесы Михаила Афанасьевича Булгакова «Адам и Ева».
3
Максим Берестов отметил про себя: никто из тех, кто оказался с ним вместе в плексигласовом боксе, не выказал признаков удивления, когдаснаружи долетели звуки клаксона «Руссо-Балта». Более того: от внимания Макса не укрылось, что его тюремщики начали при этих звуках с понимающим видом переглядываться.