Москва и Московия
Шрифт:
– Помню тебя, Софья Джонатановна. И обещания твоего не забыл.
Юноша старается выглядеть солидно и говорить весомо. Он сейчас в окружении ближников, из числа которых я надёжно помню только про Александра Меншикова, но узнать, кто из этих молодых людей он, не могу. Никто не похож на артиста Жарова.
Тем временем Пётр отправляет товарищей к полку (все они тоже в мундирах), а сам усаживает меня на застеленную ковром лавку – это типа аудиенция.
– Писала мне сестра Софья, просила принять свою фрейлину для разговора о погоде. Так что там у тебя насчёт снегопада? – И смотрит с ухмылкой.
–
– Царя? – вскинулся Пётр. – Да она меня мальчишкой считает. Куклой послушной, слова её повторяющей.
– Пока ты рос и помогал ей, повторяя её речи, она, как могла, оберегала тебя от чрезмерных забот. Теперь это беззаботное время миновало. Ты стал не мальчиком, но мужем. Настал и твой черёд приступать к делам великим. Шаг за шагом – от простого к сложному. Вот как только почувствуешь, что овладел искусством государственного управления, так она сразу и передаст тебе власть. Шаг за шагом, не обрушивая на тебя единым махом непомерный груз забот державных.
– Тогда почему Софья мою матушку не слушается?
– Софья – дочь царя. Отец, твой и её, видя слабость здоровья сынов своих Фёдора и Ивана, постарался хотя бы дочери, девице пытливой и любопытствующей, дать знания, нужные для того, чтобы та смогла начинания его продолжить. Она лишь послушна воле батюшки своего и твоего, свято выполняет волю родительскую. А твоя матушка, как и полагается любой заботливой матери, боится за судьбу чад своих – тебя и Натальюшки. Как орлица над своими орлятами хлопочет и от всех тревог старается уберечь. Материнский инстинкт – он у всех: и у нас, млекопитающих, и у птиц, и у реп… гадов ползучих или пресмыкающихся. Даже у рыб холоднокровных. А для матушки твоей, Натальи Кирилловны, Софья – падчерица. Слыхивал, наверно, сказку о Золушке?
– Нет. Расскажи.
Пришлось рассказывать.
– Ты когда в другой раз придёшь? – спросил Пётр на прощание.
– До лета не свидимся, – ответила Софи. – Да и летом встретимся, только если ты захочешь на корабле по морю пройти и приедешь в Архангельск. Проведывать тебя станет фрейлина Уокер. Ты её знаешь, это та самая Лиза, которая сердита на тебя.
– А если я прикажу, чтобы приезжала ты?
– Бабами бабы командуют, а ты, поскольку мужчина, парнями распоряжайся, – резко высказалась Софи. Признаться, царевич её несколько раздражал. Детскость его была не такая, как во взращённых нашими трудами английских школярах, а чересчур царственная. – Через седмицу или около того мне приказано исполнить волю госпожи моей в месте дальнем и хладном.
– Какую волю? Где? В Архангельске?
– Софья Алексеевна не поручала мне рассказывать тебе об этом. Не могу же я самовольничать! Но ты же царь! Можешь сам спросить её об этом письмом. Или лично. Да хоть бы приказать ей сюда явиться и доложить.
– Эй! Чернил и бумаги! – крикнул в пространство будущий император.
Вскоре
Софья! Повелеваю тибе явитца ко мне. Пётр.
– Дозволь, государь, я перебелю. А то бумага тебе попалась неровная, буквы показывает неправильно.
– Да, перепиши.
И через несколько минут:
– Почему так долго?! А ну, дай прочту!
Пётр схватил бумагу, не дав чернилам просохнуть.
Любезная сестрица моя Софьюшка! Мы столь давно не встречались, что я стал беспокоен: здорова ли ты? Не откажи, порадуй брата твоего встревоженного столь долгой неизвестностью, навести меня в селе Преображенском, а то я так занят изучением премудростей военных, что времени приехать к тебе не имею.
– Хм. – Пётр глянул на меня слегка ошалевшим взглядом. – Неладно выходит. А раньше ещё более неладно было. Коня! – крикнул он снова в пустое пространство.
– Бюджет посмотришь, когда вернёшься? – ехидно напомнила Софи.
– Ладно, – вдруг остановил свой порыв наш венценосный собеседник. – Показывай, чего там. И объясняй.
– Я, ваше величество, государственным делам не обучена, – с ехидством в мыслях отбрила Софи. – Это сестрице твоей батюшка ваш Алексей Михайлович, царство ему небесное, мог что-то растолковывать, а мои родители – простые дворяне.
Пётр смотрел на Софи злым взглядом и о чём-то напряжённо размышлял. Не привык он, видимо, к тому, чтобы ему перечили. К тому же девка перед ним. Пусть одетая в мужское платье и при шпаге, но с косичкой, перекинутой на грудь через плечо. Дерзкая и самоуверенная.
– Ладно, ступай, – справился с гневом будущий император.
– Фрейлины мои Софья и Лиза, – представила нас с Рисовальщицей царевна. – Не пристало самодержице российской не иметь при себе того, что при других дворах заведено.
А теперь, бояре, подумаем о делах Крымских. В этом году трудами Леонтия Романовича Неплюева были сожжены татарские крепостицы по Днепру и разгромлены орды, их защищавшие. В то время, когда главное наше войско оттягивало на себя основные силы неприятеля на подступах к Перекопу, турецкие войска, опасаясь нас, остались под Стамбулом и не пошли ни на Австрию, ни на Польшу. Таким образом, получение на вечные времена Смоленска и Киева мы перед союзниками отработали и вдобавок к этому приобрели Очаков. А нынче намерены строить линию укреплений по реке Самаре…
Я слушал выступление царевны, явно подготовленное канцлером Голицыным, и с удивлением понимал: не хочет Василий Васильевич брать этот полуостров. Засушливый по большей части, населённый чуждыми по духу и вере людьми, привыкшими жить с добычи. Уязвимый с воды, и это при полном отсутствии у России флота. Да такой «довесок» сейчас и с приплатой не надобен. Его нынче не завоёвывать нужно, а отсечь, как слепой отросток, отгородившись от татарских набегов. Однако долг перед союзниками по антитурецкой коалиции – Австрией и Польшей – вынуждает имитировать нападение, пугать турок и отвлекать их от экспансии на север.