Москва парадная. Тайны и предания Запретного города

Сергиевская Ирина Геннадьевна

«Клеопатра Невы», как скажет о ней Пушкин в «Евгении Онегине», оставалась верной себе еще долгие годы. По Москве упорно ходили слухи, что для Аграфены было в порядке вещей заняться любовью с первым же понравившимся ей мужчиной. Писатель В.В. Крестовский запишет в дневник одну из сплетен 50-х годов XIX века: «Закревский поймал жену свою под кучером. Она, вскочив, вцепилась к нему в волосы со словами: «Видишь ли ты, мерзавец, до чего ты меня доводишь!»

Аграфена Федоровна сознательно стремилась создать вокруг себя ореол «роковой» женщины. Путешествуя, она именовала себя: «Принц Шу-Шери, предполагаемый наследник Лунного королевства». Попав в ее «волшебные сети», Баратынский

воспевал безумный хохот своей «русалки», умевшей плакать, «как Магдалина». Как женщина роковая и опасная, она покорила не только поэта, но и его друга и сослуживца Н. В. Путяту, с которым Баратынский обменивался доверительными письмами, называя ее «наша общая Альсина».

По свидетельству современников, жесткий и деспотичный в обычной жизни, граф Закревский благоговел перед своей взбалмошной и капризной женой, потакая любым ее прихотям. В течение десяти лет дом, ставший модным литературным салоном, притягивал взоры жадных до слухов и сплетен москвичей. Вместе с единственной дочерью Лидией первая дама Москвы устраивала в своем роскошном доме «интимные» салоны.

Генерал Дубельт описал эти романтические встречи в своем дневнике: «У графини Закревской без ведома графа даются вечера: мать и дочь приглашают к себе несколько дам и столько же кавалеров, запирают комнату, тушат свечи, и в потемках которая из этих барынь достанется которому из молодых баринов, с тою он имеет дело…»

По Москве ходили слухи, что взбалмошная Лидочка предавалась любовным утехам даже с симпатичным часовщиком, приходившим завести часы в генеральском доме. Она налилась чувственностью и пороком, и матушка постаралась срочно выдать ее замуж. Быстро подыскали подходящую кандидатуру — сына всесильного министра Нессельроде. Дипломат Дмитрий Нессельроде был на 17 лет старше жены, которая свою неприязнь объясняла тем, что ее «бросили в постель» два министра, не получив ее согласия. Венчались они в январе 1847 года, а уже через четыре месяца мать Дмитрия пишет: «…Их взгляды и понятия не схожи. Ему (сыну) выпала нелегкая задача. Он не учел, сколько понадобится терпения, чтобы удержать в равновесии эту хорошенькую, но сумасбродную головку…»

Муж Лидии оказался не по душе, и вскоре Лидочка обосновалась в городе соблазнов — Париже, удивляя парижан богатством и роскошью. Во французской столице, сошлись три русские красавицы: Лидия Нессельроде, Мария Калергис и княгиня Надежда Нарышкина — одна краше другой. Сошлись, чтобы поразвлечься и прочувствовать все радости жизни. Ходили слухи, что богатые русские красавицы «основали общество по разврату на паях» и вербовали для этой цели героев-любовников. В их домах регулярно собирался высший свет, в том числе и знаменитый Александр Дюма-сын.

Младший Дюма потерял голову от взбалмошной русской графини, казавшейся ему верхом совершенства, засыпая Лидию своими стихами. Но в марте 1851 года их страстный роман внезапно прекратился из-за вмешательства мужа Лидии. Граф Нессельроде самолично прибыл в Париж, чтобы защитить честь жены от посягательств «наглого французишки». Романтик Дюма бросился вслед за уезжающей возлюбленной. Однако на границе перед ним опустился шлагбаум. Чиновникам приказали «французишку» в Россию не пускать. Убитый горем, он вернулся на родину, где его утешила другая русская красавица — княгиня Надежда Нарышкина, подруга взбалмошной Лидии и бывшая возлюбленная А.В. Сухово-Кобылина. Она быстро заняла освободившееся место и стала не только любовницей Дюма, но и законной женой и матерью его ребенка.

Лидия вернулась в лоно семьи. Но ее муж Дмитрий Нессельроде отправил жену к отцу, оставив себе годовалого сына. Брошенная жена оказалась в положении

«соломенной вдовы» — муж жив, развод получить невозможно. Она жила своей привычной жизнью: путешествовала, меняла любовников. За Воронцовым последовал Барятинский, потом — Рыбкин, за ним — Друцкой-Соколинский, с которым наперекор всем непокорная графиня неожиданно для всех уехала за границу. Он был моложе ее на семь лет, красив как молодой бог и беден как церковная мышь. Влюбленные решили венчаться, и генерал— губернатор… исполнил желание беззаветно любимой дочери: священник получил полторы тысячи рублей и перевенчал ее при живом муже (в Москве упорно ходили слухи, что всесильный губернатор пригрозил попу Сибирью). Лидия оказалась двоемужницей.

Чтобы официально соединить любящие сердца, отец в обход Синода выдал «липовое» разрешение на вступление дочери во второй брак. Разразился страшный скандал. И хотя Закревский после венчания во всем чистосердечно признался императору, Александр II отстранил его от генерал-губернаторства. Произошло это в весенний праздник Георгия. Это дало основание князю Меншикову, ссылаясь на народный обычай и имея в виду Закревского, в очередной раз едко пошутить: «В день Георгия Победоносца всегда выгоняют скотину». Оказавшись в отставке в 76 лет, Закревский стал все чаще болеть. В 80 лет он поехал на лечение во Флоренцию, где и умер. За год до того, как муж был отправлен в отставку, блистательная графиня, словно предчувствуя крах в карьере мужа, и купила прекрасный дом в Леонтьевском переулке.

Короли русского меха

В 1879 году, после смерти 80-летней Аграфены Закревской, дом перешел к новым владельцам. Он был выкуплен богатейшим купцом, — «меховым Фаберже» Петром Павловичем Сорокоумовским и, как это было заведено у купцов, записан на его супругу Надежду Сорокоумовскую. Откуда пошла знаменитая фамилия, точно никому не известно, но сами именитые купцы расшифровывали ее так: «Праотцы наши» отличались недюжинными умственными способностями, за что и получили такое почетное прозвище. По воспоминаниям современников, Петр Павлович был человеком неординарным. Так, если ему не нравился кто-нибудь из его окружения, он старался дать ему взаймы большую сумму денег. После этого опальный знакомый исчезал и больше не показывался на глаза.

История купеческой династии началась с того, что потомственный зарайский купец Петр Ильич Сорокоумовский обвенчался в начале XIX века с московской купеческой дочкой А.С. Дерягиной, оформился московским третьей гильдии купцом и открыл на Якиманке меховую торговлю. Постепенно дело разрослось. И уже в середине XIX века купцы Сорокоумовские торговали не только в России, но и в Европе. Ни одна Лейпцигская, Лондонская или Парижская меховая ярмарка не проходила без их участия.

В конце XIX — начале XX века на конвертах с их корреспонденцией писали просто: «Москва, Петр Сорокоумовский, собственный дом». Слава меховой империи Сорокоумовских гремела по всему миру, торговый дом по праву считался во всем мире законодателем меховой моды. Шуба от Сорокоумовского была показателем престижа, горжетка от Сорокоумовского — предметом гордости, шапка от Сорокоумовского говорила о том, что ее обладатель — солидный человек и с ним не только можно, но и нужно иметь дело.