Москва парадная. Тайны и предания Запретного города
Шрифт:
Мария Андреевна Матвеева
Не без влияния своей супруги-шотландки (урожденной Гамильтон) боярин стал активным сторонником культурного сближения России с Западной Европой. Его дом был убран на европейский манер: потолок украшен живописью, на стенах висели картины и часы, водились книги, гостей ублажали органы и скрипки. Именно в этом доме на радость всем кокеткам появились первые в Москве настенные зеркала.
По преданию, именно в доме Артамона Матвеева, овдовевший царь Алексей Михайлович увидел однажды за ужином его юную воспитанницу Наталью, влюбился в нее с первого взгляда и пообещал найти достойного жениха, который не гнался бы за приданым. Но…вскоре объявил Матвееву, что нашел самого лучшего жениха, и попросил руки возлюбленной. Артамон Матвеев упросил государя «не гневить бояр» и провести традиционные царские смотрины, чтобы все видели, как он сам выбрал себе невесту. 27 апреля 1670 года в Теремной дворец свезли самых красивых девиц, и Алексей Михайлович «выбрал» свою возлюбленную — Наталью Кирилловну Нарышкину, которая вскоре родила ему сына Петра — первого императора и самодержца Российского.
Отцом будущего полководца официально считался генерал-аншеф Александр Иванович Румянцев, сподвижник Петра I, участник
всех важнейших сражений. Однако молва того времени считала Петра Александровича сыном самого Петра Великого. По воспоминаниям современников, красота, живость и грациозность юной Машеньки обратили на себя внимание Петра I, который увлекся ею, а Матвеева, по ее собственному признанию, не была «противницей его желаний». Она заняла первое место среди любовниц любвеобильного императора. В 19-летнем возрасте выдана замуж за денщика Петра I Александра Румянцева. Петр I дал за невестой богатое приданое, жених получил чин бригадира. В 1844 императрица Елизавета Петровна пожаловала Румянцеву в статс-дамы и удостоила особым поручением — заведовать двором невесты наследника престола принцессы Анхальт-Цербстской Софьи Фредерики Августы (будущей императрицы Екатерины II).
Крестник императрицы Екатерины I, Петр Александрович уже в шесть лет был зачислен в полк. Дома его обучали грамоте и иностранным языкам, а в 1739 году причислили к российскому посольству в Берлине. Тут вырвавшийся из-под строгого отцовского надзора молодой граф окунулся в «удалую жизнь», проявил свой бурный характер, прославившись безудержным мотовством, и вскоре был отозван в Петербург для продолжения учебы в Шляхетском корпусе.
В столице он продолжал так компрометировать отца своим поведением, что тот отослал его в далекий полк в Финляндию. Его проказы так донимали отца, что тот с горечью писал: «Мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас…». После смерти отца в 1749 году молодой граф переменился, посерьезнел и выдвинулся в число лучших командиров. Он стал любимцем Петра III, генерал-аншефом, кавалером высших орденов. При Екатерине II был назначен генерал-губернатором Малороссии и оставался им в течении 30 лет. Суворов А.В. считал его своим учителем.
Во время официального празднования в Петербурге победы над турками Петр Александрович получил фельдмаршальский жезл, почетный титул — Задунайский, осыпанные алмазами звезду ордена Андрея Первозванного, лавровый венок и масличную ветвь и, по обычаю тех времен,
Известный коллекционер, он был просвещенным человеком своего времени. С молодых лет собирал книги, покупая целые собрания по русской и славянской истории. На собственные средства он снарядил экспедицию И.Ф. Крузенштерна, совершившего первое русское кругосветное путешествие. Мореплаватели приобретали этнографические экспонаты для коллекции Румянцева. К концу жизни он собрал бесценную библиотеку, уникальную коллекцию монет, редких рукописей, минералогический кабинет. Все свое собрание страстный коллекционер завещал государству.
Коллекция книг, собранная Румянцевым, стала основой для создания Румянцевской библиотеки, после революции переименованной в Ленинскую. Сейчас это Российская Государственная Библиотека — крупнейшей в Европе и вторая в мире после Библиотеки конгресса США. Кстати, расположена она в знаменитом доме Пашкова, построенном Василием Баженовым, как и его фамильный дворец.
В доме у влиятельного вельможи и мецената бывали литераторы и историки. Частыми гостями здесь были Карамзин, Батюшков, Жуковский, Вяземский. В доме давал представления театр, составленный из крепостных Румянцева.
Интерьеры дома удивляли современников. «В нем кроме штофных обоев и других украшений, каких я еще не видывал, замечательна была зала в два света, то есть в два этажа окон, — писал М. Дмитриев. — Она была расписана альфреско (то есть по сырой штукатурке), и над всеми окнами были изображены победы отца хозяина, фельдмаршала графа Румянцева… Над дверьми же изобразил он: на одной — себя, облокотившегося на балкон и смотрящего вниз, а над другой — себя же и своего зятя, живописца, расписывавшего эту комнату, с маленьким арабом, подающим ему шоколад».
Через 30 лет румянцевский дворец перешел во владение к брату Николая Петровича Сергею. Часть его бесценной коллекции перешло в музеи, а находилась во дворце и при новых владельцах. В 1918 году Моссовет принял решение об экспроприации этой бесценной коллекции, однако накануне обыска она бесследно исчезла и, по некоторым данным, в настоящее время она также хранится в одном из тайников, сооруженных прежними владельцами в подвалах здания. По преданию, в фундаменте дворца и по сей день покоится замурованный свинцовый ларец с оригиналом булавы — символом упраздненной гетманской власти.
Грачевские миллионы
В течение XIX века усадьба переходила из рук в руки. В числе владельцев дома были богатые московские купцы и фабриканты, такие, как Щеглов, Усачев, Сапожников, Каулин. Они уничтожили находившийся при доме обширный прекрасный сад и на его месте возвели каменный корпус с квартирами, предназначавшимися для сдачи в аренду. Главный дом получил новых владельцев, расположивших в нижнем этаже магазины и табачные лавки. Новый хозяин отнесся к «драгоценным» румянцевским росписям без особенного пиетета, повелел соскоблить их и расписать дом по собственному вкусу. По воспоминаниям современников, вместо «славных воспоминаний» он велел намалевать разные цацы и по-пряничному разукрасить стены».