Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание

Бочкарев Михаил

— Мне? — спросил директор, не открывая глаз, — А кто здесь? Кто это спрашивает?

— Меня зовут Берг, — представился пес.

— А-аа, — закивал директор, никак не желая разжмуриваться, — И вы Берг?

— Совершенно верно. Мы с вами тезки.

— Понятно, — олигофренически улыбнулся директор, — И вам нужен мой офис?

— Вы поразительно догадливы! — похвалил пятнистый посетитель.

В голове начальника треста вдруг, словно что-то взорвалось.

— Берите! — вдруг самоотреченно вскрикнул он и вскочил из-за стола, непременно задев его огромным животом. Однако и сейчас глаз он не открыл, а только еще для

пущей надежности заслонил их ладошками, как ребенок. Аккуратно, вдоль стеллажей, Берг попятился к двери.

— Вы что же? Так прямо и уйдете?

— Я в домике! — осветил директор, хихикнув, — Я в домике, а вас никого нет!

— Интересная версия, — задумался тезка гендиректора.

Дошаркав до двери, обладатель папахи остановился и замер, словно ныряльщик перед прыжком с трамплина, а после резко одернув руки, открыл глаза. Он увидел, что пес теперь сидит в его кресле и, дымя его же недокуренной сигарой, деловито просматривает бумаги, а двое его сопровождающих с родительским умилением смотрят на своего говорящего питомца. Да еще к тому же он вдруг заметил, что у старика, из-под плаща торчит самый натуральный хвост.

— Я в домике! — произнес Берг твердо, будто хотел убедить в этом и себя и весь окружающий мир.

Пес, оторвался от бумаг, нахмурился, словно вспоминая что-то, и голосом не терпящим возражений произнес:

— Идите! Идите гражданин! И что бы я вас здесь больше не видел!

Берг вышел из своего кабинета и осоловелый, на негнущихся ногах пошел к выходу. В этот момент слева из-за конторки высунулась очнувшаяся секретарша Зина.

— Иван Афанасьевич, — позвала она, видя начальника шагающего точно как луноход по неровной поверхности ночного светила, — Что с вами?

— Тсссс! — Берг испуганно оглянулся в сторону кабинета, — Я в домике!

— Где? — не поняла Зиночка.

— Никого нет, — пояснил начальник, глядя тревожно, куда-то мимо подчиненной, — А я — в домике.

— Иван Афанасьевич…

— И вас Зина нет. Вы мне приснились!..

С этими словами, директор треста вышел из дверей офиса и, рассекая пространство огромным животом, направился вперед не глядя, и не понимая куда идет. Москва, жаркая, ослепительная, гудящая машинами и людьми, расступалась перед ним словно прислуга перед великим императором. Люди с пугливым интересом смотрели на странного толстяка — пешехода, бороздящего тротуар, с перекошенным лицом идиота случайно нашедшего миллион долларов. Иван Афанасьевич шествовал нелогично меняя траекторию, щетинил на прохожих усы и грозно гавкал на кошек, голосом похожим на обрушившийся с высоты жестяной карниз. Свернув на переулок Электрический, он остановил девочку в сиреневой майке и протертых джинсах, которая выгуливала своего пса, породы шарпей.

Директор треста «Латунь» встал перед собакой, явно измученной жарой, а от того высунувшей длинный алый язык и умоляюще спросил:

— Вы тоже Берг?

В ответ собака предупредительно пролаяла. Иван Афанасьевич, состроив гримасу крайнего удивления, задал второй вопрос:

— Но позвольте, а кто же тогда я?

Собака, зарычала и, натянув поводок, напряглась.

— Ах вот оно что? — изумился директор треста, — Ну это у вас не пройдет, — он выпрямился и погрозил шарпею пальцем, — Я в домике!

Тут собака изловчилась и подпрыгнув схватила Берга за рукав. Он закричал страшно и дернувшись

всей своей массой, лишился рукава полностью. Далее он планировал с одной обнаженной рукой, всем ее активно демонстрируя.

— Видите? — хватал он зазевавшихся пешеходов, не успевших отбежать на безопасное расстояние, — Видите, что делают? Это же надо? А где спрашивается трактор? Где гипсокартон? А? — и заглядывал подозрительно в глаза.

Спустя час его задержали сотрудники правоохранительных органов, при попытке написать на кремлевской стене, подобранной где-то зеленой краской, лозунг: «БЕРГ — ЭТО Я!!!». При задержании он на все вопросы настойчиво отвечал, что никого нет, а сам он находится в домике. Сумасшедшего директора треста, незамедлительно доставили в психиатрическую клинику имени Кащенко.

ЗАТОЧКА

— Выходи, — скомандовал розовощекий милиционер раскрыв двери «Козлика».

Мамедов, озираясь раненым шакалом, выпрыгнул из машины и сплюнул на асфальт, кровавый комок. Правый бок, обработанный ментовскими резиновыми орудиями, нестерпимо горел, посылая импульсы боли прямиком в центральную нервную систему. Задержавшие Мамедова сотрудники смотрели на свою жертву с надменным превосходством, явно намереваясь продолжить экзекуцию в отделении.

— За что меня? — взмолился Богдан, изобразив на лице горе такое, словно его родимый кишлак смела снежная лавина, — Я за женщину заступился. Вы бы лучше ту собаку забрали…

— Шевели костылями! — пихнул Богдана розовощекий сержант и тот обреченно двинулся ко входу в отделение. Перед задержанным раскрыли дверь и он, шагнув в полумрак милицейской обители, очутился возле окошка дежурного.

— В обезьянник этого красавца, — отрекомендовал доставивший драчуна защитник правопорядка.

— Где взяли? — поинтересовался дежурный, разглядывая Богдана, как диковинного зверька в зоопарке.

— Избил одного, возле телецентра.

— Пьяный?

— Да нет вроде, — розовощекий сержант Сухарьков нагнулся к окошку, — где ты за последние дни пьяных видел? Все давно с поросячьими мордами по клиникам сидят.

— Да, — вздохнул дежурный, ощущая мучительную ностальгию по алкогольному опьянению. Раньше практически ни один день не проходил у него в абсолютной трезвости, а теперь… — Там сейчас Трилитр вместе с Верой Степановной, допрашивают задержанных по делу башни, — предупредил он направившегося в обезьянник коллегу.

— А мне то что, — равнодушно отозвался тот, подталкивая дубинкой Мамедова.

Они прошли по коридору, небрежно окрашенному краской неопределенного цвета, местами облупившейся, с темными подозрительными крапинками.

— «На кровь похоже» — подумал Богдан холодея. Стены отделения вызвали в нем неприятные воспоминания тюремного существования. На душе стало тоскливо и жутко. Мамедов предчувствуя побои шел на ватных ногах, словно взятый в плен контуженный фриц. В конце коридора они завернули влево и Богдан увидел ряд камер, стоящий напротив них стол, за которым сидела симпатичная рыжеволосая милиционерша, и расхаживающего возле нее милицейского майора. Совершенно лысый, с черепом напоминающим перевернутую трехлитровую банку, майор что-то негромко говорил, а девушка смотрела на него с тоской. Услышав посторонние звуки, трехлитровоголовый повернулся к вошедшим и вопросительно кивнул. Мамедова бросило в жар.