Москва времен Чикаго
Шрифт:
— Тогда присылай машину.
— Джуля! — в порыве страсти воскликнул мэр. — Ты самая…
— Не теряй зря времени, балбес! — прервала она его излияния. — Я одеваюсь и выхожу.
В трубке послышались короткие гудки. Петраков лишь на мгновение задержал ее в руке, пытаясь найти слова восхищения. Но тут же бросился набирать номер диспетчерской автобазы мэрии. Он распорядился, чтобы к дому Булановой подогнали его «шевроле». И приготовился к желанной встрече.
…Когда в комнату для допросов ввели заключенного Титовко, Усков вначале не узнал его. Это был уже совсем не тот вальяжный господин, с которым привык общаться следователь. Титовко сгорбился, старался казаться меньше и незаметнее, избегал смотреть собеседнику в глаза.
«Да, укатали сивку крутые горки, — подумал Усков. — Раз ты такой слабонервный, зачем ввязываешься в аферы, в которых каждый ход — это цена жизни?»
Но вслух он этого не сказал. Наоборот, постарался даже ободрить заключенного:
— Вы неплохо выглядите, господин Титовко. И я пришел к вам с приятным предложением.
Но тот равнодушно воспринял эти слова. Видимо, теперь он уже ни на что хорошее не надеялся.
Поэтому Усков решил не терять времени и приступил к допросу.
— Скажите, какие отношения сложились у вас с Николаем Николаевичем?
Титовко пожал плечами:
— Обычные. Как и у всех подчиненных с начальником такого ранга.
— Но я слышал, что вас связывало нечто большее. Общие интересы, например.
Титовко насторожился: пока что он не мог понять, куда клонит следователь. Видимо, пребывание в тюрьме не пошло на пользу остроте его мышления.
— Не было у нас с главой правительства никаких общих интересов. Иначе бы я здесь не находился.
— Но ведь однажды он вас уже выпустил отсюда, не так ли? И даже без внесения залога. Просто под поручительство такого важного лица, как премьер-министр.
— Ну и что? Захотелось — выпустил. Не захотелось — сижу.
Следователь понял, что разговора не получится. И решил пойти ва-банк.
— Слушайте, господин Титовко: вы — человек умный, современный, и я предлагаю вам сделку. Вы мне расскажете, что за общие дела у вас с Николаем Николаевичем. А я за это выпущу вас на свободу.
И увидев, что Титовко заколебался, добавил:
— Соглашайтесь: жизнь коротка, вам осталось находиться в ней не столь долго, а страдать за чужие грехи по меньшей мере глупо.
— А вы — философ, — удивился Титовко. Он даже несколько повеселел и приободрился. — И человек, с которым можно договориться. Жаль, что я не знал об этом раньше.
— Так что, идет?
— А если я соглашусь, какие будут гарантии?
— Мое честное слово. По-моему, это — достаточная гарантия.
Титовко оценивающе посмотрел на следователя. Да, этому молодому человеку можно верить. По крайней мере можно быть уверенным, что его не купит Джевеликян. Что он не побоится окрика премьер-министра. И Титовко решился:
— Хорошо. Записывайте.
Следователь включил диктофон.
Похоже, в самом деле, как в песне поется, «ничто на земле не проходит бесследно». Так думал следователь Усков, возвращаясь с допроса Титовко. Сколько этот влиятельный чиновник и жулик по совместительству ни юлил, ни скрывался от правосудия, сколько раз ему ни удавалось благополучно ускользать от наказания, но наконец-то и он сознался. Да и пословица русская гласит: сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет.
«Я бы в воспитательных целях, — думал Андрей, — эти два мудрых афоризма во всех кабинетах влиятельных чиновников вешал. В приказном порядке».
Ну а пока ему предстояло решить множество непростых задач. И в их череде было признание своей вины Джевеликяном. Поэтому, окрыленный успехом в кабинете Титовко, он решил, пока еще фортуна к нему так милостива, попробовать тот же метод в камере Мягди.
Джевеликян встретил его настороженно. Он уже жалел, что так погорячился и выгнал своего адвоката. Разговаривать один на один со следователем всегда опасно. Защитник мог вовремя остановить его, поправить, привести массу всевозможных доказательств его невиновности, ссылаясь на российские законы.
Посидев в изоляторе, он это прекрасно понял. Но, поскольку защитник был с позором и угрозами выгнан, другой еще не нанят, а Усков вызвал его на допрос, он решил, что будет молчать, как партизан.
Однако следователь был настроен сегодня благодушно.
— Мягди Акиндинович, а ваши ряды все редеют, — начал Усков совсем не с того, к чему приготовился заключенный.
— Как это? — не понял Мягди и потому, вопреки своему решению молчать, задал вопрос.
И следователь, вопреки своему всегдашнему нежеланию отвечать на любые вопросы заключенных, милостиво ответил:
— А так: господин Титовко дал показания.
— Не может быть! — выдохнул Джевеликян.
— Может. Вот кассета, на которой сказано все. В том числе и против вас.
И следователь помахал перед глазами заключенного кассетой, на которую только что записал показания Титовко.
Дальше произошло неожиданное. Мягди вдруг, как лев, долго готовившийся к прыжку на свою жертву, кинулся на Ускова и, одной рукой пытаясь вырвать кассету, другой стал душить его за горло.
Но Усков оказался сильнее. Он ловко увернулся, дал изо всей силы арестанту под дых и быстро спрятал кассету подальше от греха. Затем потер онемевшее горло, на котором остались следы пальцев Мягди, и спокойно сказал:
— Все, приехали. Теперь тебе, Джевеликян, из тюрьмы не выйти никогда. Мало того что ты идешь по сто второй прим расстрельной статье за умышленное убийство журналистки с отягчающими обстоятельствами, так к этому еще добавится покушение на жизнь следователя во время исполнения им служебных обязанностей. Звать понятых, чтобы оформить протокол?
— Не надо, — глухо ответил Мягди. — Я погорячился.
— Хорошо. Допустим. Тогда услуга за услугу. Я готов пожертвовать законом, своим самолюбием и поврежденным горлом. Мне надо уточнить кое-какие детали в отношении Титовко и Петракова. Учитывая, как они с тобой поступили, думаю, это не будет для тебя считаться нарушением этики.