Москва времен Чикаго
Шрифт:
— Меня отправят назад? Или оставят здесь?
Женщина перевела его вопрос и сразу ответила:
— Нет, вы будете находиться в тюрьме кантона Женева. Однако вы и ваш адвокат можете обратиться за помощью в Генеральное консульство России в Женеве.
«Спасибо за совет, — едва сдержав истерический хохот, подумал Мягди. — Может, тогда лучше сразу в Генеральную прокуратуру? Усков там меня с нетерпением поджидает. Нет, уж лучше сами. Здесь за деньги тоже можно все купить!»
После этого Джевеликян прекратил всякое сопротивление, и его препроводили к полицейской машине, которая с включенной сиреной понеслась в сторону города.
«Ну вот, — с мрачным юмором отметил Мягди. — Везут меня все же как почетного гостя — на предельной скорости, с полицейским сопровождением и подачей звукового сигнала. Да и потом, что Бог ни делает, все к лучшему. Лучше уж здесь отсидеть условно за неудавшееся покушение на этого жалкого киллера, который и убить-то Аркадия Николаевича не смог, чем получить в России на полную катушку».
С тем он и успокоился.
В комнате допросов следственного изолятора напротив Ускова на этот раз сидел не Джевеликян, а Петраков. Следователь взглянул на арестованного, но по его непроницаемому лицу так и не сумел угадать, известно ли тому о побеге подельника? Впрочем, на судьбу Петракова данный факт влиял незначительно. И потому Усков начал с иного вопроса:
— Вы знаете, что я могу подать на вас иск за ложный донос? И чем это вам грозит?
— После того как я попал сюда, мне уже ничего не страшно.
— Так ли? Я подобные речи вначале слышал и от Титовко, и от Джевеликяна. И тем не менее впоследствии все они дали чистосердечные показания.
Петраков отрицательно мотнул головой:
— Вы лжете. Пытаетесь меня спровоцировать.
— Это вы, уважаемый Вячеслав Иванович, пытались меня спровоцировать. Хорошо, в таком случае перейдем на язык фактов.
Он достал диктофон и положил его перед собой на стол.
— Факт первый. Слушайте. — Он нажал кнопку, и из диктофона раздался голос Титовко:
«Записывайте. Премьер-министр мне действительно давал поручения, которые противоречили законам Российской Федерации. В частности, он…»
Следователь выключил диктофон.
— В интересах следствия я не стану давать прослушивать вам всю запись его показаний. Но, уверяю вас, она представляет громадный интерес для правоохранительных органов. Факт второй. — Усков быстро переменил кассету в диктофоне, и мэр услышал хриплый рокочущий голос Джевеликяна.
«А что касается этого козла Петракова, то мне его и покрывать ни к чему. Он, например, замешан в…»
Диктофон вновь умолк, а следователь невозмутимо поинтересовался:
— Надеюсь, голос этого свидетеля вам тоже знаком?
Он немного подождал, ожидая реакции Петракова, но так как ее не последовало, продолжил:
— И, наконец, факт третий. Уважаемая вами и мною Джульетта Степановна, которая по вашей просьбе заманила меня к себе, раскаялась и сообщила об этом в Генеральную прокуратуру.
— Врете! — выдохнул с ненавистью Петраков.
— Вячеслав Иванович! — укоризненно произнес Усков. — Да что у вас в лексиконе иных слов нет? Вру да лгу! Я вам сообщаю чистую правду. Был ее звонок к нам, был. Иначе откуда бы в Генпрокуратуре так быстро узнали, что я сижу у вас в кутузке? Буланова ведь просила меня приехать срочно и скрытно. Чтоб никто не знал. А я и поверил. Так что термин «врете» применим скорее к вам с вашей… гм! — Усков подыскивал подходящее слово, дабы не обидеть впечатлительного собеседника. Кажется, нашел: — пассией. «А что, хорошее слово».
— Ладно, — тяжело вздохнул и мрачно просипел Петраков. — Что вы от меня хотите?
— Вот это другой разговор. Хочу немногого — правды. А пока задам вам всем несколько вопросов.
— Я согласен ответить вам на один вопрос. И с условием: вы освободите меня из-под стражи.
Усков пытливо посмотрел на заключенного. Но ответил сразу.
— Уж очень многого вы от меня хотите: дать вам свободу. После того как я столько добивался вашего заключения. Даже ценой собственного ареста.
— Зато и я вам много дам. В смысле информации. А освободить меня, допустим, под залог — вполне законная мера. На Западе первое, что делает адвокат арестованного клиента, — это добивается его освобождения под залог. Чтобы не было давления следственных органов на подзащитного, чтобы он мог продолжать легально заниматься бизнесом или выполнять свою работу. Ведь преступником человека можно назвать только по приговору суда.
— Ох, и богатые подследственные мне попадаются!
— Ну так и Джевеликян, и Титовко, и я люди заметные, с положением, имеющие власть.
Похоже, Петраков вполне приободрился и начал торг с Усковым. А тому было интересно, до каких границ откровения может дойти мэр. Но тот умолк, ожидая решения следователя.
— По закону я, конечно, могу освободить вас под залог. Разумеется, после соответствующей санкции прокурора. Но что вы предложите взамен?
— Ответ на интересующий вас вопрос.
— Хорошо. Задаю.
И Усков включил диктофон на запись.
— Господин Петраков, вы признаете, что участвовали в сговоре с Титовко с целью незаконной перекачки денег из Центробанка в коммерческий банк «Фактум»?
— Да. Признаю.
— Вы признаете, что часть этих денег пошла потом на уплату акций нефтяной компании «Юникон», фактическим владельцем которой стал премьер-министр?
— А это уже второй вопрос. Можете выключать диктофон.
Усков был явно недоволен, что не получил ответа на этот второй вопрос. Но чувствовал себя уже обязанным заключенному. О чем Петраков и не замедлил напомнить:
— Андрей Трофимович, вы мне обещали! Надеюсь, что вы сдержите слово. Слово порядочного человека.